Алая буква

– Нет, нет, мисс Фиби, – сказал Пинчеон, и в тоне его прозвучал раскат грома, а брови нахмурились, как грозовая туча. – Вы оставайтесь здесь! Я знаю дом и знаю мою кузину Хепизбу, я знаю ее брата Клиффорда, а потому маленькой деревенской кузине не стоит утруждаться и представлять меня! – С этими последними словами его внезапная суровость тут же сменилась прежним благодушием. – Я здесь дома, Фиби, насколько вы помните, а вы лишь в гостях. А потому я войду, проверю, в каком состоянии Клиффорд, и засвидетельствую ему и Хепизбе мои теплые чувства и наилучшие пожелания. И я рад, что они оба одновременно услышат, насколько я желаю им помочь. Ха! А вот и сама Хепизба!

Да, это была она. Раскаты громкого голоса судьи донеслись до гостиной, где старая леди сидела, отвернувшись, рядом со спящим братом. Теперь же она рванулась вперед, готовая защищать дверь, и, нужно признаться, разительно напоминала дракона из сказок, который не пропускает героя к зачарованной красавице. Привычно нахмуренные брови приобрели необычную суровость, слишком явную, чтобы пытаться оправдать ее невинной близорукостью, а взгляд, которым она наградила судью Пинчеона, был полон силы и глубочайшей антипатии, что должно было заставить судью если не обеспокоиться, то переосмыслить свои представления о ее моральных силах. Рукой она сделала отстраняющий жест и застыла идеальным воплощением запрета, выпрямившись в полный рост в темном проеме двери. Но мы должны выдать секрет Хепизбы и признаться, что врожденная робость характера даже теперь выдавала себя быстрой дрожью, от которой, как казалось самой Хепизбе, все суставы ее тела вошли в диссонанс.

Возможно, судья и знал, сколь мало истинной суровости скрыто в этом внушительном порыве. Однако, будучи джентльменом не из пугливых, он вскоре овладел собой и не побоялся приблизиться к кузине с протянутой рукой, сохраняя, однако, разумную предупредительность и сглаживая свое наступление улыбкой, настолько широкой, радостной и солнечной, что и половины подобной яркости хватило бы, чтобы заставить немедленно вызреть зеленый виноград. Возможно, он задался целью расплавить Хепизбу, словно фигурку из желтого воска.

– Хепизба, возлюбленная моя кузина, я так рад! – самым сердечным тоном воскликнул судья. – Теперь, после всех этих лет, тебе есть ради кого жить. Да и у всех нас, позволь сказать, всех твоих друзей и родственников теперь в жизни появится еще один смысл. Я решил без промедления предложить сделать все, что в моих силах, чтобы Клиффорду было удобно. Он ведь наш общий родственник. Я знаю, сколь многое ему нужно, – как много он требовал раньше, – с его тонким вкусом и любовью к прекрасному. Все в моем доме – картины, книги, вина, роскошные блюда – в его распоряжении! Я был бы несказанно рад увидеть его! Могу ли я сейчас же войти?

– Нет, – ответила Хепизба, голос которой слишком дрожал для пространных ответов. – Он не принимает посетителей.

– Посетителей, дорогая кузина? Это меня ты называешь посетителем? – воскликнул судья, чьи чувства, похоже, наконец были задеты холодным приемом. – Нет уж, позволь мне назваться хозяином твоего дома, и Клиффорда тоже. Переезжайте ко мне. Деревенский воздух и все другие удобства – я бы даже сказал, роскошества, – которые я собрал, сотворят с ним чудо! А ты и я, дорогая Хепизба, вместе будем решать, наблюдать и трудиться над тем, чтобы Клиффорд отныне был счастлив. Переезжайте! К чему тратить слова на то, что одновременно мой долг и моя радость? Переезжайте ко мне немедленно!

Услышав подобное гостеприимное предложение, такое щедрое признание силы родства, Фиби почувствовала, что готова подбежать к судье Пинчеону и лично наградить его поцелуем, от которого недавно отвернулась. С Хепизбой, однако, все было иначе, и улыбка судьи воздействовала на ее сердце, как солнце на уксус, в десятки раз повышая его едкие свойства.

– Клиффорд, – сказала она, до сих пор слишком взволнованная для долгих фраз, – Клиффорд живет здесь!

– Не гневи Небеса, Хепизба, – сказал судья Пинчеон, благоговейно закатывая глаза к потолку, заменявшему высший суд. – Ты позволяешь давней враждебности вмешиваться в настоящее. Я стою перед тобой с открытым сердцем, готовый принять в него и тебя, и Клиффорда. Не отказывайся от моих добрых услуг – я искренне предлагаю вам благополучие! Мои намерения продиктованы исключительно родственными чувствами. И будет крайне тяжкой твоя ответственность, кузина, если ты решишь запереть нашего брата в этом мрачном доме со спертым воздухом, в то время как восхитительная свобода моего загородного особняка полностью в его распоряжении.

– Он никогда не подойдет Клиффорду, – так же кратко ответила Хепизба.

– Женщина! – Судья дал волю своему возмущению. – Что ты имеешь в виду? У тебя есть другие ресурсы? Нет, не думаю. Берегись, Хепизба, берегись! Клиффорд находится на краю пропасти! Но почему я говорю с тобой, глупой женщиной? Пропусти! Я должен увидеть Клиффорда!