Алая дорога

Уже наступили заморозки, близилась зима. Однажды Елена вышла на улицу с Павлом. Как не было ей горько и страшно, сын поддерживал её, сам того не понимая. Сейчас только он не причинял ей боли. Мысль о том, что ещё до наступления следующего года ей необходимо будет проститься с тётей и её семьёй, была нестерпима. Елена пыталась не думать о разлуке, но мысли против воли заполоняли её сознание.

Стоило Елене выйти за калитку, внимание её привлёк силуэт статного мужчины, быстро шагающего по направлению к дому. Это был Аркадий Петрович. Елене сейчас показалось прозаично – забавным, что с момента ссоры они ни разу не встречались. Теперь же эта встреча, которую она так боялась, не вырвала за собой никаких чувств помимо удивления. Аркадий Петрович, поняв, с кем столкнулся, на мгновение замер, но быстро оправился и решительно подошёл к дочери. Это свидание не взволновало их, не сблизило, не отдалило. Дальше уже было не разойтись.

– Лена, здравствуй.

– Здравствуй, папа. Что-то срочное? – Елена, стараясь ненароком не испортить многообещающее начало, не стала язвить и вытаскивала из себя фразы отчуждённо, как посторонний человек. Отец постарел, и это было заметно даже сейчас, при тусклом свете пробивающихся через облака солнечных лучей.

– Да. В стране такое творится… Ты, верно, знаешь, что мы теперь нищие.

– Нищие?

– Да, – с яростью сказал он.

– Не может быть, папа, ты путаешь что-то. А усадьба? Пусть на ней никто не работает, но это… земля.

– Нет больше Степаново, большевики конфисковали все дворянские гнёзда. У нас ничего не осталось.

– Это невозможно, – твёрдо сказала Елена. В последнее время она верила в то, что факт не станет правдой, если она не примет его.

– Я был там, видел, что он сотворили с имением. Хорошо ещё, что я успел забрать кое-что ценное.

Елена молчала. Аркадий снисходительно смотрел на Павла. Павел смотрел на трамвай.

– Дай-ка я подержу его, – попросил Аркадий Петрович. – Ух – ты, какой богатырь!

– Папа, что мы стоим на морозе, пойдём в дом. – Елена не сказала: «Давай пройдёмся» из опасения, что отец начнёт разговор о её частной жизни.

Сейчас Аркадий выглядел смирнее обычного, ему было уже не до приличий. Осколки высшего общества занялись сохранением собственной жизни, так перед кем ему осталось оправдываться? В свете тревожных событий семьи или объединялись, или распадались совсем. Аркадий выбрал объединение и до поры забыл обиды. За границей он почувствовал то, что раньше было ему неведомо – одиночество. Это чувство сильно напугало и заставило снизойти до прощения.

Они зашли в дом. Елизавета, не веря глазам, бросилась к брату и крепко обняла его, не давая даже снять пальто. Потом, шепча что-то и поднося платок к глазам, повела его в гостиную. Елена задержалась, и, раздевая щебечущего что-то Павлушу, услышала, как скрипнула дверь в прихожей. Алексей, разувшись, сел на пол и положил голову Елене на спину.

– Что с тобой, Лёша? – испуганно спросила она.

– Ничего. Просто я ничего не понимаю в жизни и вообще не знаю, как мы будем дальше.

– Это естественно, Лёша, не стоит так казнить себя. Эпоха рушится, понятно, что человек чувствует себя в ней неприкаянным.

– Нет, ты просто была права с самого начала. Я так надеялся, что новая власть решит все проблемы, но она может столько же, сколько предыдущая. Я просчитался.

– Родной, когда сменяется власть, невозможно не попасть в воронку смены идеалов. А с нами это сейчас происходит.

– Ты сильнее меня.

– Вовсе нет, я очень боюсь, но стараюсь держаться, чтобы не пугать вас.

– Ленушка, ну что ты там замешкалась? – послышался из гостиной звонкий голос Елизаветы.

– Пойдём, хватит страдать, жить нужно, – сказала она Алексею, но он не улыбнулся.

– Я видел сегодня, как убили и в чём не повинного офицера. Прямо у меня на глазах, а я не смог его защитить.

– Ты не должен думать об этом.

– Но думаю.

– Нашей вины нет в этом. Это… Издержки революции, любой смены правительства. Ты сам говорил мне это.

– Я размяк, Лена, как те дворяне, над которыми всегда смеялся. Раньше я завидовал тебе, потому что ты умеешь сомневаться, а теперь сам погряз в этом. Меня разъедает это.

– Выйди из партии, мне никогда не нравилось то, что ты связал себя. Я надеялась, мы будем свободными от всего и сможем прийти к чему-то, не испытывая давления. Но сейчас это вообще не важно. Главное – выжить.

– Я не представляю, за что мне судьба послала тебя.

Елена улыбнулась.

– Пойдём, наконец – то сможешь поговорить с отцом без истерик.

– Как, он здесь? – нерадостно спросил Алексей.

– Да. И выглядит каким-то примятым. Неприятностей с ним не будет сегодня, если только не начнёте снова о политике.

– Сегодня не начну, можешь не волноваться, – в его словах она уловила разочарованное смирение. Это было странно, но она промолчала. Ей не хотелось вновь бередить душу, вновь думать об одиночестве и крушении всего, что было ценно.