– Тот, кто хочет изменить мир, должен сознавать цену, Мэра, – говорит Кэл. – Многие погибли бы, в первую очередь Красные. И никакой победы в итоге не было бы – особенно для вас. Ты не видишь перспективы.
– Ну так давай, – с ненавистью произношу я. – Обрисуй мне перспективу.
– В Озерном крае, как и у нас, монархия. Серебряная элита управляет остальными. Принцы Пьемонта, наши союзники, не поддержат государство, в котором на Красных смотрят как на равных. То же самое в Прериях и Тираксе. Даже если бы Норта изменилась, остальные страны на континенте этого бы не допустили. Нас бы захватили, разделили, разорвали на части. Снова война, снова смерть.
Я вспоминаю карту Джулиана, пространство огромного мира за пределами наших границ. Везде правят Серебряные, а нам некуда кинуться.
– А если ты ошибаешься? Что, если Норта – только начало? Та перемена, в которой нуждаются остальные? Ты не знаешь, куда ведет свобода.
Кэлу нечего на это ответить, и воцаряется мучительное молчание.
– Вот и всё, – бормочу я, остановившись под знакомым крыльцом.
Я иду тихо, не то что Кэл, под тяжелыми, гулкими шагами которого скрипят деревянные балки. От него исходит знакомый жар, и я пугаюсь, что он сейчас подожжет дом. Принц ощущает мою тревогу и кладет теплую руку на плечо, но меня это не успокаивает.
– Я могу подождать внизу, если хочешь, – шепотом, совершенно неожиданно, говорит он. – Мы же не хотим, чтобы они случайно меня узнали.
– Они не узнают. Пусть даже мои братья служили в армии, они, скорее всего, не отличат тебя от шкафа.
«Шейд отличит, – думаю я. – Но Шейд достаточно умен, чтобы держать рот на замке».
– И потом, ты же хочешь знать, за что не стоит сражаться.
С этими словами я открываю дверь и захожу в дом, который больше не называю своим. Как будто я вернулась в прошлое.
Дом вибрирует от храпа. Храпит не только отец, но и кое-кто, устроившийся на ночь в нашей маленькой гостиной. Бри свернулся в кресле – гора мышц под тонким одеялом. Темные волосы у него по-прежнему стрижены очень коротко, по-военному, на лице и на руках шрамы, свидетельство сражений. Он, очевидно, вынужденно уступил Трами, который беспокойно вертится, лежа на моей кровати. Шейда нигде не видно, но он никогда и не спал помногу. Скорее всего, братец болтается по деревне и разыскивает прежних подружек.
– Подъем! – со смехом восклицаю я и одним движением срываю с Бри одеяло.
Он с грохотом валится на пол, повредив скорее доски, чем себя, и подкатывается к моим ногам. Такое ощущение, что брат сейчас снова заснет.
А потом он моргает, сонный и растерянный. Иными словами, такой, как всегда.
– Мэра?
– Бри, заткнись, я спать хочу! – стонет в темноте Трами.
– А ну-ка успокоились! – орет из спальни папа, так что мы дружно подскакиваем.
Я до сих пор не сознавала, как соскучилась по всему этому. Бри смаргивает сон и со смехом прижимает меня к себе. Стук извещает о том, что Трами спрыгнул с чердака, ловко приземлившись на ноги.
– Это Мэра! – кричит он, отрывая меня от пола и заключая в объятия.
Он более щуплый, чем Бри, но вовсе не такой тощий стручок, каким я его помню. Я чувствую твердые узлы мускулов; последние несколько лет дались ему нелегко.
– Рада тебя видеть, Трами, – чуть дыша, говорю я.
Такое ощущение, что я сейчас взорвусь.
Дверь спальни распахивается, и появляется мама в старом халате. Она открывает рот, чтобы выругать парней, но, увидев меня, обо всем на свете забывает. Она улыбается и хлопает в ладоши.
– Наконец-то ты пришла!
За ней показывается папа, тяжело дыша и толкая свое кресло. Последней просыпается Гиза, но она только свешивает голову через край чердачного люка и смотрит вниз.
Трами наконец выпускает меня и ставит на место, рядом с Кэлом, которому превосходно удается изображать смущение.
– Слышал, ты поддалась на уговоры и пошла работать, – дразнится Трами, тыча меня под ребра.
Бри хихикает и лохматит мне волосы.
– Из армии бы ее в любом случае выгнали, она обобрала бы свой легион до нитки.
Я улыбаюсь.
– Похоже, ты тоже не понадобился вооруженным силам. Тебя демобилизовали?
За них отвечает папа, подкатываясь ближе:
– В письме говорилось про какую-то лотерею. Братья Бэрроу выиграли почетную отставку. И полную пенсию.
Судя по всему, он не верит ни единому слову, но не собирается развивать тему. А мама, наоборот, клюнула.
– Здорово, правда? Наконец правительство хоть что-то стало для нас делать, – говорит она, целуя Бри в щеку. – А у тебя теперь есть работа.
Она лучится гордостью, как никогда раньше, – обычно мама приберегала теплые чувства для Гизы. «То, чем она гордится, – фикция».
– Наконец-то нам хоть немного повезло.
Гиза насмешливо фыркает сверху. Я ее не виню. Моя удача стоила ей сломанной руки и судьбы.
– Да уж, повезло, – ворчит сестра и слезает.
Движется она медленно, цепляясь за лестницу одной рукой. Когда Гиза спускается, я вижу, что лубок обвязан цветной тканью. Ощутив прилив грусти, я понимаю, что это фрагмент ее прекрасной вышивки, которая никогда не будет закончена.
Я хочу обнять Гизу, но она отстраняется и смотрит на Кэла. Похоже, она единственная, кто его замечает.
– А это кто?