CCCXLV
Пин на одном из привалов в сторону отбежал,
Споткнулся, упал на траву, какое-то время лежал.
Орк подбежал к нему, за ногу Пина схватил,
И так по земле, по траве его до костра тащил.
Оставил Пин брошку в траве, хоть чёрные мысли шли:
«Теперь будет вечно лежать, друзья-то за Фродо ушли».
CCCXLVII
Мелкие орки слабели, солнечный свет их губил,
Они всё больше хрипели, спеша из последних сил.
И тут на вершине холма всадники появились,
Их смелые, светлые лица на солнце в лучах отразились.
Песню пропели стрелы, множество орков упало,
Ристанийцы на полном скаку метко и точно стреляли.
Орки в ответ стреляли, но не могли достать,
Лучники отъезжали и вновь скакали опять.
Но главная чёрная свора к лесу уже подошла,
И к ним от реки Онтавы подмога большая шла.
«К нам Маухур идёт! – всем прокричал Углук, —
Теперь-то дадим им бой, мы им покажем тут!»
Новая орочья свора быстро уже подходила,
Огромные урукхаи – спешила тёмная сила.
«Рохан! Рохан пришёл!» – в ярости орки рычали.
А всадники на конях быстро на них скакали…
Огромные урукахаи выставили щиты,
У них самострелы и луки, копья, большие мечи.
Сбросив Пина и Мери наземь, словно мешки,
Готовились к схватке они, оскалив свои клыки.
«Гхар, баш-шаббот» (отдых всем),
«Баххот, снаг, магот (охраняйте снагов —
пленников-рабов).
«Недомерок, отдыхай, – буркнул ражий орк
И ножищей здоровенной Пину вдарил в бок. —
Ножками не дрыгай зря, мелкая свинья,
Ты ещё наплачешься кровью у меня».
CCCXLVIII
Грянули урукхаи – страшный гоблинский вой,
А всадники – клич Рохана помчавшись на смертный бой.
И тут послышался хрип: «Что, заскучали лежать?
Вас ждут не дождутся в Мордоре, от Ока не убежать».
Грышнак, их под мышки взяв, тихо пытался уйти,
Под гул, суматоху боя с собою их увести.
Всадник возник внезапно, Грышнак не успел увильнуть,
Вонзилось в него копьё, прямо в чёрную грудь.
Хоббиты вниз прильнули, исчезли в сырой траве,
А всадник помчался дальше, скрывшись в полночной мгле.
К лесу ползли малыши, их защитили плащи,
И сохранила судьба, в лесу их ищи-свищи.
Выбрались на пригорок, под корни старого Древа,
И, вместе свернувшись в клубок, прижались и так сидели.
Под сенью огромного дуба стало уютно, тепло,
Уснули, а все их беды остались там – далеко.
Древень
CCCXLIX