Алая тигрица

– Мы должны продолжить путь.

От Стенающих скал их отделяли два дня пути, но никогда нельзя быть слишком осторожным в том, что касается преследования.

Ее рана все еще пульсировала под мазями и бинтами, которые она наложила, но ее радовало, что Кис настоял на том, чтобы двигаться дальше. Это был подход солдата – и он не ожидал от нее ничего меньшего.

– Идем, – сказала Линн. Она связала чи и привязала ее к спине, задержавшись пальцами на мерцающей полупрозрачной ткани.

Кис взвалил на плечо их рюкзак и повернулся к ней:

– Куда мы направляемся?

Линн замерла, в ее голове тревожно зазвенели маленькие колокольчики. Порт Голдвотер, подумала она, так как знала, хоть и косвенно, что база Красных плащей обосновалась там, и если где-то и было место, где она могла бы подобраться ближе к Ане, то именно там.

Кроме того, Линн изучала карту в кабинете Киса, и это был единственный достаточно большой город в окрестностях, где она могла потерять егеря, если бы ей понадобилось. Плащ или нет, он все еще был имперским стражником, и ее недоверие к ним началось восемь лет назад на залитых лунным светом берегах Кирилийской империи.

– Возможно, будет лучше, если я поведу, – сказала она вместо этого. – У тебя есть компас?

Кис долго смотрел на нее. А потом поднял руку и бросил ей что-то.

Пальцы Линн сомкнулись на холодной стеклянной поверхности компаса. Она не взглянула на юношу, опустила взгляд и нашла юго-запад, направление к порту Голдвотер, и зашагала. Она подозревала, он уже знал, что она ему не доверяет.

В таком случае, это был небольшой жест доверия. Позволить ей вести.

Он последовал за ней, его ботинки почти бесшумно ступали по свежевыпавшему снегу. Он больше не сказал ни слова, не давил на нее. Возможно, именно поэтому она заговорила.

– Я поднялась на борт торгового корабля в Кирилию, – тихо сказала она, ее голос был едва слышен, – когда мне было десять лет. Когда я прибыла, первое, что увидела, были имперские патрули, стоявшие на страже у контрольно-пропускного пункта в гавань. Я помню их серебряные доспехи и герб кирилийского тигра на груди. Я видела их белые плащи. Я взывала к ним. Умоляла, что была здесь против своей воли. Умоляла их забрать меня домой. – Ее голос звучал ровно, но она чувствовала себя менее уверенно, чем когда-либо за последние годы. Ее колени угрожали подогнуться с каждым мучительным вдохом, который она делала. – Они смеялись надо мной.

Но она продолжала двигаться вперед, раздвигая снег, доходящий ей до лодыжек, ее дыхание прерывалось, когда она боролась с болью от воспоминаний, которые держала взаперти.

– Мне жаль.

Она напомнила себе, что его слова ничего не значат.

– Я знаю, что ты мне не доверяешь, – продолжил он. – Но поверь мне, когда я говорю, что изменю все это. Что я помогу тебе вернуться домой.

Домой.

Что останется от ее дома? Эта мысль неизбежно вызвала у нее последнее воспоминание о Кемейре, когда она смотрела, как туманные береговые линии и зубчатые горы удаляются все дальше от торгового корабля. Образ Энн, падающего к кораблю, неизгладимо запечатлелся в ее сознании. Мысль об ама-ка, сидящей у их деревянной хижины, помешивающей рис и солящей рыбу, глядящей на заходящее солнце из-за елей, чтобы мельком увидеть двух своих детей, которые исчезли в тумане.

Она давным-давно перестала во что-либо верить. Обещания давались для того, чтобы их нарушать, и ложь была легче суровой правды. Но что-то в голосе этого солдата заставило ее задуматься.

– Я знаю, в это трудно поверить, – продолжал Кис своим ровным басом, – но когда-то я был таким же, как ты. Я родился в Нандьяне и в юном возрасте был доставлен в Империю караваном торговцев, – он говорил спокойно, как будто излагал отстраненные факты, а не историю своей жизни. – Когда они обнаружили во мне способности так называемого «егеря», забрали меня у матери, чтобы обучить.

Линн прижала компас к груди. Прошли годы, почти десятилетие с тех пор, как она открылась кому-то. С тех пор, как кто-то, в свою очередь, доверился ей.

– Ты сказал мне, что все еще ищешь ее.

Пауза.

– Да, – сказал Кис мягко и тяжело одновременно. – Я хочу найти ее. И, когда все это закончится, забрать ее домой. Через горы Дживеха и пустыню Арамаби.

Его тон что-то пробудил в ней. Линн посмотрела на его лицо, которое было ясным в свете дня, пробившегося сквозь сонное голубое небо.

– Ты все еще помнишь ее? – спросила она, не упомянув, что память о ее собственной матери с каждым днем тускнела и что цепляться оставалось мало за что. Линн даже не знала, хватит ли ей этих воспоминаний, чтобы продолжать любить ама-ка и Энн.

– Помню, – наконец сказал Кис, и на этот раз Линн позволила себе оглянуться и насладиться тихой красотой происходящего. Это был один из немногих моментов искренности между ними, которые она запомнила. Возможно, в другой жизни они могли бы стать друзьями. – Я помню ее запах. Помню, как чувствовал ее. Она всегда говорила мне, что у меня ее глаза.