Алая Топь

Она и сама чувствовала, как стягивается на ней силком чужая кожа. Как приживаются огненные волосы. Нет, больше тянуть нельзя. Благо, луна со своим безразличным ликом, сама как несчастная невеста, двигалась по небу навстречу жениху-солнцу, чтоб заключить его жар в холодные объятия.

Встала со стульчика Дана, подошла к окну и ухмыльнулась. Через снежную равнину к замку неслась волчья стая.

– Иди ко мне на ручки, кошечка, – улыбнулась невеста. – Давай попробуем заранее подготовиться. Поделись со мной силой.

Вспрыгнула на бледные руки Милорада, прикрыла глаза, заурчала. Потекла по жилам Даны обжигающая сила, мощная, как река в половодье. Сомкнула веки невеста и рассмеялась.

* * *

Ольгу Гордана усадила себе на спину, Святослав же поехал верхом на Власе. Волки легко пробежали через горные хребты, будто те были всего лишь обветшалым забором. Но не чувствовалось в этом беге легкости и свободы, только ярость, с которой лапы разрывали рыхлый снег. Гнетуще орали над головами вороны. Все вокруг слилось для человеческих глаз в белое марево. Не успевший замотать лицо Святослав пригнулся, прижался к волчьей холке. Все силы уходили на то, чтобы держаться да дышать ровно, лишь бы не задохнуться от врывавшегося в легкие морозного воздуха. Впереди замелькал черный дворец. Не успел Святослав обрадоваться, что они так скоро добрались, раздался треск. Что-то под землей ухнуло и загремело.

Волки, двигавшиеся стройной цепочкой, бросились врассыпную после оклика княгини – и вовремя. Снег за ними разверзся, начал уходить из-под пружинистых лап, образовывая воронку.

Свят обернулся лишь на мгновение и еще сильнее вцепился во Власову шкуру. Бежали волки кто куда, подальше от напасти, а дыра все ширилась, так что даже быстрые лапы не спасали. Вот один волк, подхваченный потоком уходившего из-под лап снега, пополз вниз. Вот присоединился к нему товарищ. Завыли остальные, бросились было выручать, но рыкнула Гордана, приказывая двигаться вперед.

Вокруг загудели:

– Ловушка!

– Кощей проклятый в засаду нас загнал!

– Не Кощеева сила это, – процедила Ольга.

– Все погибнем!

Но Гордана рычала и хрипела на них, заставляя двигаться вперед. А справа и слева раскрывались новые и новые снежные воронки.

Волчья стая расползалась по равнине. И следа не осталось от ровного строя, от размеренного дыхания, только скулеж тех, кто угодил в снежную ловушку, да хрипы тех, кто старался как можно скорее унести ноги и спасти свою шкуру.

Из огромной стаи в сто голов до подступов к дворцу добралась половина.

Свят потрепал Власа по холке, мол, потом оплачем их всех, дружище.

Громада Кощеевых хором уже показалась перед ними, как вдруг вороны, что кружили в воздухе, застыли. А потом ринулись вниз, сверкая серебряными клювами. Волки склонили головы и побежали.

* * *

– Ненаглядная моя, – пробормотал Кощей, сцепляя длинные узловатые пальцы. – Уверена ли ты? Может, Оленьку подождем?

– Как же так, жених мой? – вскинула брови госпожа Милорада, облаченная в полыхающий алым подвенечный наряд, расшитый золотом и самоцветами.

Кощей и не думал спорить, глядя на такое великолепие. На самом деле больше всего его беспокоил невыносимый зуд в носу. Он кивнул в сторону кошки, лежавшей на плечах невесты огненным воротником.

– Может, тогда хоть ее уберешь?

– Как?! – еще больше изумилась невеста. – Кошка, она ж к девичьему счастью. К защите от глаза дурного.

– Да кто ж нас тут сглазит? – захихикал Кощей. Всех слуг оставили за дверями. – И гостей-то нет. А я бы хотел, чтоб Гордана увидала, что проспорила она: может мне кто-то по-настоящему полюбиться.

– Увидит, – проворковала госпожа Милорада, прижимая бледную руку к холодной щеке. – Как увидит, дар речи потеряет и вовек заговорить не сможет. Давай же, любимый мой.

Встали они под молодыми деревьями. Взялись за руки.

– Беру тебя, Милорада, в жены свои на веки вечные. Отныне все, что есть мое, – твое.

– Все, что есть твое, – мое, муж мой, – улыбнулась девица и крепко сжала его костлявые руки, заглянула в глаза, вонзила острые ногти в тонкую плоть.

Взвизгнул Кощей, но поздно было. Лилась его сила в нежные ладони, загорелись зеленым колдовским огнем глаза, растянулись губы в зверином оскале.

Захохотала госпожа Милорада, переходя на визг, и от звука этого затряслись стены, не одну бурю выстоявшие. Испугался Кощей, но не мог пошевелиться. Пила силу из него молодая жена, выжимала до самой последней капли. А над плечом у нее горели кошачьи глаза.

– Давай, кошечка, – прошипела госпожа Милорада.

Спрыгнула кошка вниз и принялась лапками наминать землю у корней.

Загрохотали нетревоженные долгие годы камни, затрещали полы, поползли под ногами разломы. Схватилась госпожа Милорада крепче за тонкие Кощеевы руки, сжала до побеления, заглянула в его закатывающиеся глаза. Улыбнулась с нежностью.

– Вот так, муж мой, бывает. Каждому по его деяниям, – проговорила она и топнула ножкой.