Алая вуаль

Я уже открыла рот, чтобы ответить, огрызнуться, но тут же закрыла его. Ведьмин огонек выпал из руки. Потому что я не знала, что выбрала бы Филиппа. Не знала, отдала бы она свою жизнь за мою. Справедливо ли просить такую жертву от кого-то? Даже от родной сестры.

В двенадцать лет она поклялась защищать меня, но обещания ребенка расходятся с жизнью взрослого.

Фредерик посмотрел на меня, в его темных глазах пылала злоба.

– Ты никогда не была такой наивной, какой хотела казаться, ma belle. И ты знаешь ответ – даже сейчас ты ставишь свою жизнь выше ее. Только вот на ее месте должна была оказаться ты. – Он сжал плечи Филиппы, словно хотел уберечь ее. – Это тебя должна была наказать Моргана. Тебя она должна была убить! Ведь это ты полюбила охотника, это твой любимый папенька крал у ведьм. Филиппа ничем не заслужила такой участи! – прорычал он. – И если мне придется вырезать тебе сердце, чтобы вернуть ее, я сделаю это!

«Даже сейчас ты ставишь свою жизнь выше ее».

Фредерику не нужен будет нож, чтобы вырезать мне сердце. Его слова острее всякого клинка пронзили мне грудь, и, наверное, я истеку кровью и умру. Я взглянула на некогда прекрасное лицо сестры, изуродованное швами. Она тоже винила меня в случившемся, как и Фредерик? В последние минуты жизни желала ли она, чтобы я оказалась на ее месте? Пожелала бы она этого сейчас?

«Нет!»

Я замотала головой, отгоняя эти мысли прочь. Фредерик уже повлиял на меня и даже не раз, но если так пойдет и дальше, он раздерет мои воспоминания о Филиппе на части. И сошьет их в нечто мерзкое и темное, как сшил ее тело.

Фредерик пригладил волосы Пиппы и поправил ворот ее простого белого платья. На шее у нее блестел серебряный крест. Глаза начали болеть, когда я посмотрела на медальон, ведь он всегда должен был висеть у нее на шее. А Фредерик должен был оплакивать мою сестру вместе с нами и похоронить ее вместе с этим украшением.

– Ты отдал ее медальон Бабетте, – упрекнула я его. – Вырезал ее инициалы поверх инициалов Филиппы.

Он пренебрежительно взмахнул рукой:

– В знак доброй воли и защиты… чтобы было проще надавить на Бабетту. Этот крест никогда ей не принадлежал, и ей не следовало брать его с собой на кладбище.

– Зачем вообще ей надо было притворяться мертвой? Ты хотел, чтобы ее нашла я?

– Разумеется, – фыркнул он. – Жан-Люк подозревал Алую Даму. Как еще мы могли сбить его и твоих дорогих братьев со следа? Ведьма крови должна была погибнуть, а Бабетта должна была исчезнуть, чтобы продолжить дело.

Он замолчал и оправил подол платья Филиппы.

«Готовит ее», – вдруг поняла я, и мне стало дурно.

Я не могу позволить ему сотворить такое с ней. С нами. Стиснув зубы от боли, я проскользнула сквозь завесу, чтобы позвать на помощь Милу, или Гвиневру, или хоть кого-нибудь. Но в гроте не было призраков, и я вернулась в мир живых в ужасе и полном одиночестве.

Неосознанно я потянулась к шее, чтобы ощутить частичку Филиппы, семьи и надежды, но нащупала лишь серебряную ленту Михала.

«Михал».

Я поглядела на воду, и невидимый нож еще глубже вонзился в сердце.

Неделю назад я бы взмолилась о чуде. Чтобы балисарда Фредерика не пронзила сердце Михала. Чтобы он выскочил из воды невредимый и полный сил. Я едва сдержала всхлип. А сейчас я не могла взмолиться, потому что не вынесу разочарования, ведь Небеса меня не услышат. Даже если я выживу, у моей сказки не будет счастливого конца. А все потому, что я не послушала Михала. Вынудила его последовать за мной в бездну и не смогла спасти его.

Я даже себя не смогла спасти.

Если Михал еще не умер, то скоро умрет. И кто знает, пощадят ли Фредерик и Бабетта моих друзей.

Это я была виновата. Во всем виновата!

Дыхание у меня участилось. В глазах потемнело, навернулись слезы, и я яростно замотала головой, прогоняя их. Нельзя сейчас поддаваться отчаянию и ужасу. Если горе захлестнет меня, Фредерику уже и не придется меня убивать – я умру прежде, чем он пронзит меня ножом.

«Нет!»

Я начала слепо искать хоть что-нибудь, чтобы выбраться из пропасти. Должна же быть хоть какая-то надежда. Всегда есть надежда. Этому меня научили Лу и Коко, Жан-Люк, Ашиль и Рид.

И Михал.

Его имя обожгло мне грудь и согрело, как затухающее пламя. Хотя и не должно было. Михал вообще не должен был вызывать у меня таких чувств, но в его замке я жила полной жизнью. Я гуляла среди чудовищ, танцевала с призраками и узнала о них так много. Вот таков был мир. Мой мир. Призрак может быть добрым и заботливым, а вампир может обнять тебя в гробу, погладить по волосам и прошептать, что ты достойна большего. А сестры…

Сестры могут любить друг друга искренне и вечно, несмотря на все разногласия.

И эта мысль поразила меня, как удар молнии.

Филиппа ни за что бы не выбрала себя, если бы пришлось пожертвовать мной.

Представив сестру и друзей, я стукнула ведьминым огоньком о стекло. Оно не треснуло, но что-то промелькнуло в темноте. Крыло. Черный глаз.

«Коготь».