Я осторожно кладу розы к ее ногам и с нарочитым спокойствием отворачиваюсь. Я не буду бежать. Я не буду кричать. Моя сестра все еще моя сестра, независимо от того, как Моргана осквернила ее, как Моргана осквернила
— Я смогу это вынести, — говорю я Кэботу, целуя его в нос. — Я могу это сделать.
И тут Кэбот резко вскакивает с воплем, запрокидывает голову и чуть не ломает мне нос.
— Кэбот! — Я откидываюсь назад, ошеломленная, но он отпрыгивает, прежде чем я успеваю его успокоить, прежде чем я успеваю сделать хоть что-то, кроме как упереться в надгробие моей сестры. — Что ты…? Вернись!
Кроме…
Я в ужасе прижимаюсь к надгробию Филиппы.
Кроме того, что они увядают до черноты там, где касаются земли.
С трудом сглотнув — сердце болезненно колотится в ушах, — я смотрю себе под ноги: розы Филиппы тоже искривляются и кровоточат, их яркие лепестки превращаются в пепел. Гниль заполняет все мои чувства. Это все не по-настоящему. Я повторяю эти неистовые слова, даже пошатываясь, когда мое зрение начинает сужаться, а горло сжиматься.
Я почти не вижу тела.
Оно лежит на могиле в центре кладбища, слишком бледное — почти белое, кожа бескровная и пепельная, чтобы быть чем-то иным, кроме как мертвым.
— О Боже! — У меня подгибаются колени, когда я смотрю на него. На нее. Потому что этот труп явно женский: ее золотистые волосы запутались в листьях и мусоре, полные губы все еще окрашены в алый цвет, руки в шрамах аккуратно сложены на груди, словно кто-то позировал ей. Я сглатываю желчь, заставляя себя подойти ближе. Ее здесь не было, когда я проезжал мимо с Кэботом, а это значит…
Ее убийца все еще может быть здесь.
Мой взгляд останавливается на каждом надгробии, на каждом дереве, на каждом
Две аккуратные ранки украшают ее горло, где должен быть пульс.
— О, Бабетта. — Дрожащими пальцами я убираю ее волосы со лба и закрываю ей глаза. — Кто это с тобой сделал?
Несмотря на бледный цвет кожи, ее платье не испачкано кровью, да и вообще, похоже, она не получила никаких повреждений, кроме небольших ран на горле. Я развожу ее руки в стороны, чтобы осмотреть запястья, ногти, и из ладоней высыпается крест. Она прижимала его к сердцу. Я недоверчиво поднимаю его: витиеватое серебро ярко блестит даже в пасмурном свете. Никакой крови. Ни капли.
Это бессмысленно. Она все еще выглядит так, словно просто спит, а значит, не может быть давно мертва…
—
Когда за спиной зашуршала листва березы, я вскочила на ноги, бешено вращаясь, но кроме ветра никто не появился. Он возвращается с новой силой, хлещет меня по щекам и волосам, призывая двигаться, покинуть это место. И хотя я жажду внять его призыву, посвященный говорил о телах.
Он знает, что делать. Он узнает, что здесь произошло. Я делаю два поспешных шага в сторону Сен-Сесиля, затем останавливаюсь, снова кручусь и срываю плащ с плеч. Я накидываю его на Бабетту. Возможно, это глупо, но я не могу оставить ее здесь, уязвимую, одинокую и…
Стиснув зубы, я натягиваю бархат на ее прекрасное лицо.