Алая Вуаль (ЛП)

— Исключительно женская жалоба, — сказал он моим родителям, которые, в свою очередь, послушно заплатили ему за то, что он прописал тонизирующее средство вместо психушки — или, что еще хуже, экзорцизма.

Однако я все еще слышала, как они шептались в кабинете отца об одержимости демонами.

— Это не редкость, — серьезно говорил Отец Алджернон, — среди тех, кого коснулось колдовство. Мы часто видим это у их жертв — порча души. Черное семя, посеянное в слабых и безнравственных людях. Вы должны знать, что в этом нет вашей вины, милорд, ведь гнилые плоды растут даже в самых добрых и сердечных семьях.

После этого моя мать прогнала отца Алджернона из нашего дома, но почти год спустя я все еще не забыла его слов. Слабые. Безнравственные.

Когда мы с Одессой подходим к Boutique de vetements de M. Marc поздним вечером, кажется, что они кружатся вместе с листьями.

Сверху на серебристой березе в честь Кануна Всех Святых висят бумажные летучие мыши, их крошечные крылышки трепещут на пронизывающем ветру. Внизу тыквы и тыквы усеивают порог дома. Кто-то вырезал на плодах широкие оскаленные рты и глаза, которые мерцают от чайных лампочек. По окну, на котором теперь красуется захватывающее платье из баклажанного крепа, скачут живые пауки, а вокруг фонарного столба на противоположной стороне улицы вьются гирлянды черных роз. Над дверью на четках висит человеческий череп.

Одесса, заметив, что я смотрю на него, говорит:

— Череп — это традиция Кануна Всех Святых в Реквиеме, а также четки.

— Почему?

Почему Мила не хочет видеть Михаля? Почему она не хочет с ним разговаривать?

И, что самое важное, почему она не хочет говорить со мной сейчас?

Я попыталась проникнуть сквозь вуаль. Вернувшись из кабинета Михаля с пустыми руками, я сосредоточилась на всех эмоциях, бушевавших во мне: смятении и гневе, даже надежде и ожидании.

Страх.

Как бы я ни умоляла ее появиться — или десятки призраков, которые заглядывали ко мне через полки, чтобы посмотреть на это зрелище, — она отказалась отвечать, оставив меня тушеваться и листать Как Общаться С Мертвыми до приезда Одессы. Оставив меня, с горечью думаю я, на шаг ближе к своей гибели.

Без оружия мой план не сработает.

— Наверное, можно сказать, что у вампиров мрачное чувство юмора. — Глаза Одессы слишком долго задерживаются на моем лице. Если бы я не знала лучше, то могла бы подумать, что она выглядит обеспокоенной. Возможно, я выгляжу слишком бледной, слишком осунувшейся после того, как узнала тайну Михаля. Возможно, я задаю недостаточно вопросов. Однако когда я все же не могу заставить себя ответить, она решительно продолжает. — Ранняя церковь попыталась перенять древний языческий обряд Самайн, выбрав тридцать первое октября и первое ноября для Кануна Всех Святых и Дня Всех Святых — для удобства обращения, объясняли они. Довольно неприятная привычка, которую они выработали. Конечно, они не ожидали, что нежить тоже примет в этом участие. — На это она ухмыляется и поднимает брови, но когда я просто киваю, вздыхает. Затем, словно ей больше нравится вырывать собственные глаза и прибивать их к двери: — Хочешь поговорить об этом? Что тебя беспокоит?

Что бы меня ни беспокоило. Я чуть не смеюсь, но вместо этого заставляю себя спросить:

— Ранняя церковь знала о вампирах?

— Мелком. — Поджав губы, она еще секунду изучает меня, прежде чем ласково погладить череп по щеке и пройти в магазин. — Еще раз здравствуйте, Отец Роланд. Вы хорошо выглядите.

И вот оно — именно то, почему Мила не хотела разговаривать со своей семьей. У меня сводит живот, когда я смотрю, как череп мерзко раскачивается взад-вперед, и я сопротивляюсь желанию снять его, чтобы упокоить голову бедного отца Роланда. Пусть Михаль скорбит по своей сестре, но сколько еще людей скорбят из-за него?

— О! — восклицание мсье Марка разносится по магазину, когда я следую за Одессой, и мне требуется несколько секунд, чтобы отыскать его белесые волосы среди тел, наваленных внутри. Он стоит на коленях у подола прекрасной вампирши на средней платформе, а Борис и Роми снуют туда-сюда между его рабочим столом и двумя другими вампирами-покровителями, измеряя, прикалывая, укалывая и укладывая со сверхъестественной скоростью.

— Bonjour, мсье…, — начинаю я, но он проносится мимо нас с Одессой, хватая со стены сзади золотую цепь.

— Вы рано, дамы! — Затем он бросается к корзине с бусами. — Как ужасно грубо с вашей стороны. Неужели вы не понимаете, что приближается Канун Всех Святых? Неужели вы не понимаете, что весь Старый Город жаждет моего внимания? Неужели вы не понимаете, что такое пунктуальность? Ваши встречи начнутся только через десять минут…