Аларих, король вестготов: Падение Рима глазами варвара

Право на гражданство зажгло в людских сердцах новые надежды и мечты: для тех, кто жил на границе империи, многие периферийные города, расположенные за тысячи миль от Рима, превратились в маяки, манящие обилием возможностей. Римские города бурно развивались, их центральные улицы заполнялись предприимчивыми купцами, лавочниками и государственными служащими. У крестьянина, живущего по соседству, мог возникнуть соблазн бросить изнурительную работу на полях или оставить в прошлом тяжкие будни скотоводства. Местные жители нередко были готовы променять свои усадьбы на городской образ жизни и скромные городские домишки, рассчитывая извлечь выгоду из следующего провозглашения «италийских прав». Рожденные в иных краях солдаты, которые несли службу в местных гарнизонах, после выхода в отставку тоже оседали на окраинах империи. Эти смешанные сообщества породили новые эксперименты с понятием Romanitas. «Мы стали блистательной колонией военных ветеранов»{44}, – хвастался один римский юрист. Новые поселенцы, прибывающие в его тихую деревушку в провинции Нумидия, уже населенную представителями местной народности, известной как гетулы, вызывали у него чувство гордости.

Молодой Максимин каждый день был свидетелем этого динамичного взаимодействия римской и местной культуры на дакийской границе, и это, вероятно, пробудило в нем желание вырваться из провинциального маленького городка. Необузданные амбиции всегда были наиболее характерной чертой жителей римского пограничья. Оно предоставляло своим обитателям свободу действий и шанс на перемены. «И пусть теперь другой увидит, сможет ли он пройти по моим стопам»{45}, – бросал вызов один римский солдат с пограничья со своего надгробия. Он получил награду за свою военную доблесть, совершил впечатляющий подвиг, переплыв Дунай «в полном вооружении», а также мог натягивать тетиву и стрелять из лука, как никто другой. «На моей памяти, – хвастался он, – я первый, кто смог совершить подобное». Поколения провинциальных юношей брали пример с этого героического хвастуна, в том числе и молодой Максимин.

Родители Максимина воспитывали в нем уважение к Риму с момента его рождения{46}. Они были представителями разных народностей, но дали сыну понятное латинское имя. Его отец, Микка, был готом, мать – аланкой[7], представительницей одного из множества коренных народов, населявших берега Дуная. Они оба, вероятно, питали надежду, что их мальчик, с его звучным римским именем, получит такие возможности, которых у них не было никогда. Бесчисленное количество чужеземцев по всей империи думали точно так же.

То, что провинциальный крестьянский мальчик проложил себе путь в самые высокие коридоры римского государства, многое говорит о его личности: по словам одного из более поздних биографов императора, он отличался упрямым характером, твердым умом и любовью к соперничеству. Основы классического образования, такие как чтение и письмо на греческом и латинском языках, никогда не были для него приоритетом. В остальном юность Максимина была не особенно примечательной. Он пас скот, возделывал отцовские поля и втайне жаждал получить шанс – который в конечном итоге пришел к нему в виде римской военной процессии. Через Фракию шла армия. Было объявлено, что вместе с войсками следует сам император. Ожидались представления с участием возничих, борцов и гладиаторов.

Юный Максимин так загорелся мыслью увидеть настоящих солдат и профессиональных атлетов, что сразу помчался в город. Там он наткнулся на императора Септимия Севера, отца Каракаллы. Юный провинциал, прибывший из тех краев, где латынь была в лучшем случае вторым или третьим языком, изо всех сил пытался завязать разговор с правителем Рима и в конечном итоге был вынужден положиться на «свой родной язык». После нескольких неудачных попыток Максимину все же удалось выразить желание поучаствовать в одном из намеченных на этот день бойцовских состязаний.

Рожденный в богатом африканском городе Лептис-Магна, император был впечатлен поведением этого смелого юноши. За римскими молодыми людьми закрепилась гораздо более скверная репутация. Богатые юные римляне часто были ленивыми и апатичными: они предпочитали дожидаться своего наследства, вместо того чтобы работать. Постоянной проблемой было и сексуальное насилие: многие юноши из обеспеченных семей растрачивали часы своей молодости, отбиваясь от обвинений в суде{47}. Прямолинейность и честность, серьезность и честолюбие фракийского крестьянского мальчика выделялись на таком фоне и убедили римского императора сделать рискованную ставку на этого «дикого парнишку», как, согласно источникам, назвал его сам Септимий.