Аларих, король вестготов: Падение Рима глазами варвара

Дворцовые интриги приводили римлян в восторг, равно как и взлет, а затем и внезапное падение императора Максимина. Когда пошел третий год его правления – вполне достаточный срок, чтобы появились несколько резных мраморных портретов и серия монет, отчеканенных с изображениями его «грозного подбородка и челюсти»{53}, – произошло убийство. В 238 г. группа недовольных преторианских стражей, которые не могли примириться с его радикальными реформами, выманила императора и его сына из их походного шатра. Геродиан, единственный современник, рассказывающий об этом убийстве, торопливо описывает произошедшее только для того, чтобы сказать, что окровавленные трупы императора и его сына «оставили в пищу собакам и птицам»{54}. Голову Максимина отправили в Рим, где сенаторы уже занимались подбором кандидата на освободившееся место. После подозрительно скорых размышлений они объявили о своем выборе: претендентом на императорский титул был назван всеми любимый отпрыск землевладельцев по имени Гордиан, которому в то время было около восьмидесяти лет. Этот выбор ознаменовал собой резкое возвращение к традиционным устоям Рима и, должно быть, показался многим сенаторам вернейшим средством аннулировать реформу Каракаллы, которая перевернула их комфортную жизнь с ног на голову и поставила под вопрос их представления о Romanitas.

В последующие десятилетия решимость римского народа подверглась серьезным испытаниям: определить, что значит быть римлянином, становилось все труднее. Череда политических взлетов и падений сказалась и на обычных гражданах. И пока город Рим отмечал свой тысячный день рождения, в его прошлом и будущем таились десятки политических убийств. Вскоре после этой даты, когда правительство провозгласило общественный религиозный праздник для сплочения граждан, община христиан, которые считали, что Священное Писание прямо запрещает им участвовать в этом действе, отказалась присутствовать на торжестве, а некоторые епископы воспользовались моментом ради собственной выгоды. Они открыто заявляли о «религиозном преследовании» и стали настраивать против правительства самых ярых членов своих общин. Независимо от того, чем было мотивировано стремление Каракаллы к единству – практическими соображениями или идеализмом, – оно привело к обострению глубоких разногласий среди римского народа.

В эти трудные годы правительство Рима по ряду причин в конце концов отказалось от Дакии. Бушевавшая в регионе золотая лихорадка сошла на нет. Маршруты в горные города и обратно стали слишком ненадежными, а обеспечивать логистику в областях за рекой оказалось чересчур рискованным и сложным делом. Обеспечение безопасности римлян считалось одной из самых важных забот римского императора, и к концу III в. необходимость покинуть Дакию явно перевесила доводы в пользу обратного решения. В городах к северу от реки вспыхнули столкновения между римлянами и местными племенами, жившими на периферии римских владений. Один римский император по имени Деций, который организовал туда экспедицию, был смертельно ранен стрелой{55} и умер в Дакии в 250-х гг. Правители добывали себе все новые и новые военные титулы – Alammanicus («победитель алеманнов»), Germanicus («победитель германцев»), Gothicus («победитель готов»), – и каждый титул занимал место рядом с их именами, подобно тому как спортивные трофеи занимают места на полках атлетов. Но нестабильное положение на границах убедило политиков, что удерживать Дакию слишком хлопотно.

В 275 г., через сорок лет после того, как Максимин был провозглашен императором, государство отказалось от надежды, «что провинцию можно сохранить»{56}, и отдало армии приказ вывезти всех римских граждан из Дакии. Больше не будет ни местных советов, ни судей, ни правовой защиты – завещаний, актов и тому подобного – для всех, кто живет на земле к северу от реки. Линии, которые когда-то с осторожностью рисовали картографы, теперь стерлись. Граница Рима будет проведена по реке Дунай.

Император Аврелиан, правивший в 270-х гг., взял на себя трудную задачу – рассказать римскому народу о политических переменах. Римляне бежали. Строители двинулись на юг и воздвигли огороженные поселки в нескольких минутах ходьбы от реки. Многие из них носили очаровательно обезличенные латинские названия – например, город Ad Salices, что означало «У ив»[9]. В этих поселениях римляне чувствовали себя в большей безопасности.