Аларих, король вестготов: Падение Рима глазами варвара

В 396 или 397 г. готы были далеко от своих домов, но под руководством Алариха они чувствовали себя частью большого сообщества. Оли писал, что в эти годы готы регулярно стали называть Алариха своим «племенным вождем», или филархом{248}. Иордан придает этим сведениям более торжественное звучание. Он утверждает, что готы провозгласили Алариха своим «королем»{249}. Ученые часто отвергают эти сведения как выдумку, поскольку в конце 390-х гг. этот титул не имел никакого реального веса. Возможно, в обществе готов-переселенцев, иерархическую структуру которого мы не можем реконструировать, это звание было способом выразить чувство собственного достоинства и гордости за свой народ. Должно быть, для готских мигрантов, поселившихся в Афинах, это имело немалое значение. Личное обаяние Алариха могло подарить им надежду на лучшее будущее. Между тем рассказы о разорении греческих земель, которые встречаются в римских источниках, свидетельствуют о том, что страх и тревога в эти годы витали в воздухе. Учитывая периодические нападения со стороны готов и слухи о том, что они объединились под началом отважного молодого лидера, многие римляне могли иметь все основания для серьезных опасений. И Аларих, вероятно, понимал, что не может оставаться в Афинах навсегда; его разыскивал один из самых выдающихся и блестящих римских полководцев – Стилихон.

Военачальник Стилихон пошел на огромный риск, преследуя Алариха{250}. Феодосий ввел полководца в высшие круги власти во многом благодаря влиянию женщин из его семьи. Мать Стилихона была римлянкой. Была ей и Серена, его жена и племянница Феодосия. Ее отец, брат Феодосия, скончался рано, и девочку растил дядя-император, который очень любил свою племянницу, занимался ее образованием и воспитанием. Именно он устроил для нее брак с верным главнокомандующим из племени вандалов{251}, и, по всей вероятности, именно Серена обеспечила Стилихону успешную карьеру. Ее безупречная родословная вселила в ее мужа-вандала уверенность, которая была ему необходима, чтобы занять влиятельную позицию. В течение двух десятилетий он служил одновременно главнокомандующим и военачальником полевой армии и преуспел в этом; сам Феодосий поручил ему отправиться в Персию для переговоров по подписанию важнейшего соглашения, которое надеялся заключить император. К тому времени, когда Стилихон разменял четвертый десяток, мало кто мог отдавать ему приказы. Но он нес свою службу тихо и незаметно, насколько это было возможно для вандала, а к тому времени, когда император скончался, командовал западной армией.

На похоронах в Милане говорили о последних желаниях Феодосия; по слухам, покойный император назначил Стилихона опекуном обоих своих сыновей{252}. Тогда никто в правительстве не смог подтвердить эту сплетню. Но когда новости о деяниях Алариха на востоке начали распространяться за пределы Греции и Константинополя, Стилихону и другим становилось все яснее, что на нападения готов нужно ответить силой. И Стилихон был не тем солдатом, который ждет разрешения, чтобы действовать. Пока Аркадий спрашивал совета у своих придворных, а Гонорий медлил, терпение Стилихона лопнуло и он сообщил двум нерешительным юнцам, что уладит этот вопрос самостоятельно. Через год после смерти Феодосия тридцатисемилетний полководец-вандал отправился на поиски Алариха в Грецию. Стилихон знал, что Аларих – опытный воин. Этот гот был испытанным бойцом, и Феодосий явно восхищался его талантами. Вероятно, именно поэтому Стилихон пошел по его следу – чтобы возложить на Алариха больше ответственности за происходящее в империи и не допустить, чтобы он выступал против нее. Стилихон мог бы многого добиться, если бы ему удалось загнать Алариха в угол в Греции и предложить свою помощь. А если бы разгорелся серьезный конфликт, военачальник Стилихон остановил бы мятежного гота.

Недовольные советники Аркадия в Константинополе вполне ожидаемо начали роптать, ставя под сомнение право чиновника с запада вести дела на территориях востока, не говоря уже о том, что этим чиновником оказался вандал{253}. Римляне в целом презирали вандалов как народ «подлый, алчный, вероломный и коварный»{254}. Поскольку земли этого племени располагались на севере, за центральным Дунаем, вандалов особенно задевали представления римлян о собственной исключительности и культурной неполноценности других народов. Говорили, что во времена Стилихона они приносили с собой разрушение, пожары и «безумие» – rabies на латыни – слово, которое определило их репутацию в народной памяти. Со времен Стилихона до 435 г., когда в Северной Африке было основано Королевство вандалов, этот народ постоянно подвергался критике и пересудам за свой якобы воинственный характер. Именно от названия народа Стилихона, а не Алариха, произошел термин «вандализм», характеризующий уничтожение культуры.