Алеф

Мне не хочется вступать с ним в дискуссию. Я хочу, чтобы он купил уродцев и убрался из моего офиса. Но Этель явно настроен на болтовню.

— Хорошего становится всё меньше, — говорит он, — и его нужно либо долго искать, либо доставать за большие деньги. Вы читали Апокалипсис?

— Очень давно, — отвечаю я, надеясь, что мы обойдёмся без проповедей.

— В главе шестой сказано: «Я взглянул, и вот, конь белый, и на нём всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить», — с явным наслаждением декламирует Этель. — Что бы это значило, по-вашему?

— Не имею представления. Вам лучше обратиться за разъяснением в Церковь Смертных грехов. Говорят, они любят цитировать Откровение Иоанна.

— А вам не кажется, что это дух конкуренции, который движет людьми нашего времени? — спрашивает француз, игнорируя моё замечание. — Каждый стремится победить любой ценой, даже не задумываясь, зачем. Все хотят быть первыми. Эта вечная гонка ради гонки, нездоровый спорт, ставка в котором — сама жизнь, подчинённая жестоким правилам.

Иногда мне кажется, что люди слышат мои мысли и откликаются на них. Мы словно настраиваемся на одну волну, существуем в общем информационном поле.

Я принужденно улыбаюсь:

— Вполне возможно, мсье Этель. Люди всегда пытались толковать Апокалипсис и находили в нём соответствия со своей эпохой.

Француз не обращает на моё замечание внимания.

— «И вышел другой конь, ражий; и сидящему на нём дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч», — продолжает он. — Как думаете, это что?

— Может быть, война? — предполагаю я, решив, что, чем быстрее он изложит свои взгляды, тем быстрее уберётся из моего кабинета.

— Верно! — от воодушевления Этель выпрямляется в кресле. — Идём дальше. Сказано: «Я взглянул, и вот, конь вороный, и на нём всадник, имеющий меру в руке своей». Ваши предположения?

— Торгашество.

— Точно! Всё продаётся и всё покупается. Деньги стали единственной вещью, желаемой всеми без исключения. Мы живём в эпоху культа золота. Всё можно измерить и перевести в банкноты.

— Вы это осуждаете?

— Ни в коем случае. Просто констатирую факты. А теперь последнее: «И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нём всадник, которому имя смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть над четвёртою частью земли — умерщвлять мечем и голодом, и мором, и зверями земными».

— Эпидемии? — говорю я, не дожидаясь вопроса.

— А ещё катастрофы, несчастные случаи, катаклизмы.

— Мсье Этель, вы считаете, что скоро конец света?

— О, нет, ещё осталось несколько печатей, — качает он головой.

— Печатей? — переспрашиваю я.

Уже ясно, что передо мной псих, но едва ли удастся избавиться от него прежде, чем он выскажет всё, что хочет. Главное, чтобы купил уродцев.

— Почитайте Апокалипсис, мсье Кармин, — советует вместо ответа Этель. — Там обо всём написано. Конец одного мира означает начало другого. Мы изменимся — никто не останется прежним. Но, возможно, даже не заметим этого. Кто знает, сколько раз наша реальность уже претерпевала трансформацию? Быть может, все вокруг совсем не то, чем кажется. И я говорю не о Киберграде, а вообще — о бытие. Вселенная представляется мне огромной матрёшкой, в которой одна реальность вкладывается в другую, постепенно сменяя её.

— Всё это уже многократно высказывалось прежде, — замечаю я. — Существует куча теорий…

— Это не значит, что они не верны, — перебивает Этель. — Так я возьму всех? — спрашивает он вдруг изменившимся тоном.

— Кого? — не сразу понимаю я.

— Уродцев, — Этель указывает узловатым пальцем на банки.

— А, ну да. Конечно, забирайте, — я едва могу сдержать радость: наконец-то, мы вернулись к делам. — Расплатитесь наличными, кредиткой или выпишете чек?

— Думаю, лучше чеком. Сколько?

— Сто восемьдесят тысяч долларов.

Этель кивает и, достав из внутреннего кармана пиджака небольшую чековую книжку в глянцевом переплёте, принимается заполнять бланк. Я тем временем заворачиваю в целлофан его приобретения.

— Вот, пожалуйста, — говорит француз спустя пару минут, протягивая мне чек.

— Хотите забрать сейчас?

— Нет, пришлите мне их завтра. Вот адрес, — Этель кладёт мне на стол визитку. — Всего доброго.

— До свидания, — отвечаю я, поднимаясь, чтобы проводить его до двери.

Едва Этель выходит, Мила по интеркому сообщает, что в приёмной меня ждёт Глеб — наш с Олегом партнёр.

— Приглашай, — говорю я.

Через миг в кабинет заходит высокий худощавый брюнет с аристократическими чертами лица, безукоризненно одетый в классическом стиле. Светло-голубые глаза резко контрастируют с кофейным загаром.

Глеб улыбается одним уголком рта, на ходу протягивая мне руку.

— Привет-привет, — говорю я. — Какими судьбами? Я думал, ты ещё на Багамах.

— Был, но вернулся. Решил тебя проведать.

— Понимаю. Беспокоишься?

Глеб садится в кресло, достаёт и распечатывает пачку сигарет.

— Трудно получать удовольствие от дайвинга, когда не знаешь, сколько ещё сможешь за него платить.

— Всё не настолько печально.

— Да? А насколько? Как у нас дела? — Глеб сдирает с пачки целлофан, комкает его и суёт в карман пиджака.