Алекс и я

Каждый хозяин попугая может сказать вам, что его питомец способен выучить спонтанно и некоторым образом случайно несколько слов. Однако занятия хозяина со своим питомцем невозможно сравнить с методом, используемым при обучении попугая коммуникации. Первым нашим маленьким шагом в тренировке было связать каждый новый звук будущего «слова» с объектом. В пояснение можно привести пример со словом «paper» (‘бумага’), которое мы с Марион использовали. Единственный звук, который издал Алекс во время тренировки, был «auf» (‘ауф’). Это был шипящий звук, близкий к шепоту, который он раньше уже издавал. Я дала Алексу пожевать карточку для записи и сказала: «Алекс, дружище, нам с тобой предстоит долгая совместная работа». Алекс ничего мне не ответил, по-прежнему продолжал жевать бумагу и чистить клюв. Но мы наконец начали работать вместе. Впоследствии оказалось, что метод обучения слову «paper» (‘бумага’), выбранный нами, был крайне неудачен. Дело в том, что звук «п» было крайне трудно произнести без помощи губ. Но Алекс сам сделал выбор: он проявил большой интерес к данному предмету, поэтому мы и продолжили дальнейшую работу именно с ним.

На протяжении следующих четырех-пяти недель я повышала сложность задачи для Алекса, побуждая его достичь большего. Например, во время тренировки Марион и я уже ждали от него произнесения двух слогов – «pa-рег» в определенном ритме, пусть звук был еще не совсем близок к реальности. Лишь достигнув этого, мы награждали его бумагой. Этот метод мы называли формированием «звуковой оболочки» (acoustic envelope), по аналогии с термином «звуковая форма» слова в языке человека. Мы также начали показывать Алексу ключ серебристого цвета, чтобы он не ассоциировал процесс вербального общения только лишь с названием бумаги. Постепенно ему все лучше удавалось подражать, и он произносил такие звуки, как «эй-а». Он издавал их, когда Марион и я показывали ему бумагу и спрашивали: «Что это?». В ответ на такой же вопрос о ключе мы получали звук «и-и»[1]. Было совершенно ясно, что Алекс начал понимать суть процесса.

Через несколько недель после начала тренировки Алекс начал осмысленно издавать звуки для идентификации определенных предметов. Он не просто машинально повторял, подражая тому, что слышал от нас. Первое очевидное доказательство этого датируется 1 июля 1977 года. Я заметила, что Алексу нравилось использовать бумагу для чистки клюва, особенно после того, как он съел что-то, оставляющее за собой большое количество отходов, как, например, фрукты. Я часто давала Алексу яблоко, чтобы потом у него возникала потребность в бумаге. Соответственно, я ожидала от него, что эту необходимость получить бумагу он обозначит произнесением каких-либо неразборчивых звуков. В тот день я дала ему яблоко, но забыла дать бумагу. Алекс, как обычно, сидел на верху клетки и вдруг посмотрел на меня взглядом, говорящим «что случилось, дорогая?» (за следующий год он мастерски усовершенствовал этот взгляд). Алекс просеменил к краю клетки, посмотрел вниз, туда, где я хранила бумажные карточки в ящике стола, и сказал «эй-а» или что-то похожее. Без сомнения, этот звук не был случайным. Это был осмысленный глубокий грудной звук.

Я была заинтригована этим случаем, но хотела убедиться, что это не было случайностью. Я дала Алексу бумагу, чтобы наградить его за первый произнесенный звук «эй-а». Какое-то время он с удовольствием жевал ее. Потом я взяла еще один кусочек бумаги и спросила его: «Что это?» Он снова произнес «эй-а». И я снова наградила его. Это происходило более десяти раз. Когда я спросила его в седьмой раз, стало очевидным, что Алекс устал от тренировки. Он энергично чистил перья и периодически что-то произносил своим глубоким голосом. Алекс всегда умел показать, когда он уставал!

«Что за день сегодня!» С этих слов я начала запись в журнале от 4 августа 1977 года. Марион снова работала со мной в этот день. «Алекс сегодня потрясающе поработал!» – написала я. – Он сам себя поправлял, передавал нам предметы и даже улучшил произношение слов». Он воспроизвел звук «п» наилучшим образом и произнес – «рау-ег». Его четкость в соотнесении предмета (ключ) с произнесением его названия потрясающим образом возросла. «Было такое ощущение, что он наконец соотнес слово “key” и понятие ‘ключ’» – написала я радостно, преисполненная гордости от собственного успеха.