Алекс и я

Было ясно, что в тот день Алекс находился в особенно упрямом настроении и использовал «no», чтобы показать свое нежелание участвовать в сессии с тренером. (С возрастом он становился все более изобретательным в этом умении.) Это было забавным, но не для тренера, который должен был выполнить определенную часть работы. Использование Алексом отрицания демонстрировало, что его «языковые» способности находятся на достаточно высокой стадии развития.

Через несколько месяцев после этой сессии (которую проводила Кэндис), я занималась с Алексом, и наши опыты побудили меня сделать такую запись в журнале: «Алекс определенно понимает значение слова “no” (‘нет’)!» К этому моменту Алекс увлекся жеванием пробок. В тот августовский день он явно хотел, чтобы ему давали пожевать только лучшие пробки. Я дала ему новую пробку. Он с удовольствием разжевал ее за несколько минут. Когда от пробки осталась треть, он бросил ее. «Cork» (‘пробка’), – сказал он.

«У тебя есть пробка, Алекс», – сказала я.

«Нет!» Он взял кусочек пробки и стал катать ее по полу. Если бы он был человеком, я бы добавила, что делал он это с презрением. «Пробка!»

Я дала ему кусочек пробки, хорошего размера, но не целую пробку. Он схватил ее, бросил мне ее назад. И повторил еще более требовательно: «Пробка!» Он перестал кричать только тогда, когда я дала ему новую пробку.

«Это происходило всё утро», – написала я. Я хотела научить его понимать слова и выражать свои желания. Кажется, я в этом преуспела.

Уже на этой стадии нашей совместной работы Алекс продемонстрировал, на что способны птичьи мозги, и неважно, что думала по этому поводу научная общественность.

Глава 4 Алекс и я – скитальцы

В своем стремлении к тому, чтобы выбранный мной новаторский подход был принят серьезно, я столкнулась с такой проблемой, как отсутствие соответствующих публикаций по теме моего исследования. В академических кругах изданные труды подтверждают научную значимость исследования. У меня было опубликовано несколько работ в области химии, но они конечно же не могли быть учтены в теперешнем научном исследовании. К началу 1979 года я уже достаточно хорошо понимала, как Алекс правильно пользуется названиями предметов (labels), и решила направить небольшую научную статью в американский журнал Science. Это журнал очень престижный – я поставила высокую планку. Почему бы и нет? Первые работы о коммуникации шимпанзе и человека были опубликованы четой Гарднер (Gardners), Дэвидом Премаком (David Premack) и другими исследователями в журнале Science в конце 1960-х – начале 1970-х годов. Почему же моя первая научная работа о коммуникации попугая и человека не может быть выпущена в этом журнале?

Я отправила статью в журнал Science в начале мая. Возможно, статья пробыла на редакторском столе не более минуты, потому что мгновенно вернулась ко мне с короткой запиской, говорящей о том, что она не представляет серьезного научного интереса. Более никаких комментариев не было. Никаких ценных замечаний от рецензентов. Было совершенно очевидно, что статью даже не отправляли на рецензию, а сразу же отклонили. 23 мая я сделала запись в журнале: «Я провела целый день в работе над статьей, делала звонки, была очень расстроена». Я также отметила в журнале, что моя студентка Габриэль работала с Алексом над распознаванием формы объекта: «Бедный Алекс, он очень старается».

Если Алекс не сдавался, то не должна была сдаваться и я. Свою переработанную статью я отправила в журнал Nature – британский журнал, конкурировавший с журналом Science. Журналы соперничали между собой и не всегда имели сходную концепцию, круг рассматриваемых в них вопросов не всегда совпадал. В моем же случае оба журнала выступили единым фронтом: статья снова была возвращена мне без рецензии. Я была раздавлена и чувствовала себя просто ужасно. Похоже, и Алекс был не в настроении, но по другой причине. «Алекс сегодня вредничает. Он совершенно не может определить ни один цвет – для него всё красное (rose), зеленый (green) и синий (blue) для него не существуют. Мы даже не можем начать с ним тесты! Черт!» – сделала я запись в журнале. Оказалось, что это был просто неудачный день, Алекс быстро вернулся к своим успехам.

Алекс уже мог идентифицировать предметы, названиям которых мы его научили, – бумага (‘paper’), дерево (‘wood’), кожа (‘hide’) и ключ (‘key’). Алекс знал также названия нескольких цветов. Цвета интересовали его меньше, чем предметы, возможно потому, что «на вкус» все цвета были одинаковы, у предметов же был разный вкус и текстура. Сейчас Алекс мог правильно узнавать и называть новую комбинацию объекта и цвета – например, «голубой ключ» (‘blue key’). Те цветные ключи, которые он уже знал, были зеленого (или серебристого) цвета, или для него объекты голубого цвета чем-то отличались от ключей? В лингвистике эта способность известна как segmentation (сегментация) – возможность определить две части в предложении по отдельности и «связать» их правильным образом.