Алекс и я

Когда Алекс находился в холле, ему больше всего нравилось танцевать под песню «California Dreamin’», которую студенты с удовольствием ему ставили. Эта традиция сформировалась несколько лет назад, когда кто-то включил в лаборатории версию этой песни в исполнении «The Mamas and the Papas», Алекс начал пританцовывать с большим энтузиазмом. Традиция укрепилась после того, как благодаря Арлин все выучили слова этой песни.

В нашей лаборатории, конечно, существовало расписание – время кормления, время для работы. Однако у Алекса были и свои собственные дела. После ланча, который состоял из подогретого зерна, Алексу нравилось отдыхать, погружаясь в легкий транс, наверху клетки или внутри импровизированного гнезда, сделанного им из картонной коробки. Глаза полуприкрыты, Алекс произносит небольшой монолог, состоящий из слов и фраз: «Хороший мальчик… Иди ужинать… С тобой все будет хорошо… В чем твоя проблема? Ну, давай». Подобный монолог он произносил каждый день в 16.30: «Хочу на стул… Какого цвета? Душ…» Арлин называла эти монологи «Хроники Алекса» («Аlех Chronicles»), его размышления, обобщающие события прошедшего дня. Иногда он практиковался в произнесении нового слова. Так, например, мы могли отследить, как он заучивал слово «seven» (‘семь’). Он произносил «s…one», потом «s…none», потом «seben».

У моих птиц была компания практически целый день: с ними была Арлин или мои студенты. Я обычно приходила во второй половине дня. Порой к нам в лабораторию заходили гости, иногда весьма именитые. Один раз к нам заглянула канадская писательница Маргарет Этвуд (Margaret Atwood). За несколько лет до ее визита я получила посылку – книгу «Орике и Коростель», фэнтези о последних днях человечества. Сопроводительной записки не было. Я поняла, почему мне был отправлен экземпляр этой книги, когда дошла до отрывка, где мальчик Джимми смотрит старое телешоу, в котором серый попугай отвечает на вопросы о цвете, форме предметов, отвечает на вопросы о числах и использует выражение «cork nut» (‘пробка-орех’) для миндаля. Безусловно, прототипом для этой сцены с попугаем послужил Алекс. В годы нашей совместной с Алексом работы в Университете Пердью, когда я в ходе тестов показала ему неочищенный миндаль, он назвал этот орех «пробка». Подобное наименование этого предмета было логичным – скорлупа ореха похожа на пробку. Поэтому мы стали использовать выражение «пробка-орех» для миндаля, и Алекс это выучил.

Вскоре после того, как я получила роман Маргарет Этвуд, я узнала, что она планирует быть в Институте Рэдклиффа для вручения ежегодной золотой медали. Я подумала, что, может быть, ей было бы интересно встретиться с Алексом вживую, поэтому позвонила ее агенту и предложила приехать в гости к нам в лабораторию. Я забрала ее из Института Рэдклиффа и привезла в Брандейс. Маргарет выглядела очень элегантно, вела себя дружески, но сдержанно. Не знаю почему, но Алекс совершенно не хотел быть милым и показать свои умения. Целых двадцать минут я добивалась того, чтобы он сказал «cork nut» (‘пробка-орех’). Но ничего не выходило. Когда Алекс, наконец, соизволил произнести хоть одно слово, он сказал: «Walnut… walnut» (‘грецкий орех’).

Я была расстроена, и мне было неудобно перед Маргарет, я повернулась к Гриффину, который любил миндаль и, как мне казалось, с удовольствием скажет «cork nut», что он неоднократно делал с большой готовностью. Однако всё, что он произносил, было: «Walnut… walnut» (‘грецкий орех’). В конце концов приехал водитель Маргарет, мы стали прощаться, Маргарет поблагодарила меня за приглашение и гостеприимство. Она была уже на пороге, когда оба, и Алекс, и Гриффин, шаловливо запищали: «Cork nut… Cork nut… Cork nut».

У меня тоже есть моя собственная история про «пробку-орех». Однажды я пришла в магазин Trader Joe и спросила, где я могу найти «пробку-орех». Продавец посмотрел на меня так, как будто я сошла с ума. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, в чем заключалась проблема. «О, миндаль, я имею в виду миндаль», – сказала я. «Так его называет мой ребенок», – объяснила я. Отвернувшись от продавца, я убежала стремглав так быстро, как только смогла. Очень легко начинаешь перенимать тот язык, что царит в лаборатории. Студенты постоянно это делали, особенно они любили повторять интонации, с которыми говорил Алекс: «Ша-уэ, фо-увэ, ту-рэ» (так Алекс произносил английское слово «shower» душ’). Сначала шутишь, подражая Алексу, в лаборатории, а потом это просачивается и в реальный мир – за пределами ее стен.