Александр Блок в воспоминаниях современиков

не то духовная опаленность, не то лучезарность, о кото­

рой я говорил выше. Но он сознательно не присутствовал

при этом, он, вероятно, лишь констатировал, что его

темы, строчки, его личное присутствие вызывает в лю­

дях какие-то неведомые волны, осознаваемые различно.

Одни ощущали А. А. особенно связанным с темою ли­

рики, другие ощущали его «рыцарем», иные каким-то

самопосвященным мистиком, третьи испытывали просто

чувство необыкновенной симпатии к нему, этому Фаусту,

Парсифалю, Мужу-ребенку, скептику Сведенборгу, Апол­

лону-Дионису. В одних поднимались дионистские волны,

другие слышали воздух радений и хлыстовства вокруг

его тем, третьи ощущали волну розово-золотой атмо­

сферы, действенного соловьевства, о которой я говорил

выше. Наконец, были и такие, которые считали его спе­

циально опасным и мистически подозрительным с орто­

доксально-христианской точки зрения. Все это было в

высшей степени чуждо декадентским кружкам «Скорпи­

она» и «Грифа», которые брали его лишь как поэта,

т. е. мастера слагать строчки, и не понимали иного, бо­

лее глубокого отношения к антропософской проблеме,

которой он был бессознательным носителем в то время.

247

Отсюда родилась легенда о средневековой стилизации,

отсюда же балаганное восприятие темы «Прекрасной

Дамы» со стороны тех, кто давал А. А. приют как поэту

в их «новых» литературных органах *.

Нов был А. Л. Блок, начиная с поэзии и кончая лич­

ностью. Кто близко не встречался с ним до 1905 года,

тот не имеет представления о Блоке по существу. Блок

1905—1907 годов большой, большой человек. Блок

1908—1912 годов опять-таки большой Блок. Блок послед¬

него периода опять-таки новый. Но Блок 1904 года —

Блок незабвенный, неповторяемый, правда, присутству­

ющий всегда в других «Блоках», но как бы выглядыва­

ющий из-за них, как из-за складок тяжелой, прекрасной,

то зелено-фиолетовой, то серо-пурпурной, то желто-чер­

ной мантии бархата (желтые закаты III тома). Мне

удалось застать Блока еще не в этих тонах, а в налете,

подобном загару, розово-золотого воздуха, сохранивше­

гося на нем, как живое воспоминание духовных событий

1900—1901 годов (пожалуй, и 1902 года). И этот

Блок — неповторимый, единственный. Я помню не­

сколько наших бесед втроем в присутствии нам молча

аккомпанирующей Л. Д., бесед, переходивших в язык.

полутеней, полуслов, поднимавших присутствовавшее

между нами молчание. Помню розово-золотой воздух, как

атмосферу, фимиам тишины, поднимающийся между

нами троими: будто вспыхивало «Око» треугольника и,

выражаясь словами Влад. Соловьева, «Поднималась мол­

ча Тайна роковая» 55 — т. е. тайна нашего, нас бессло­

весно связующего, физиологического почти знания, что

Она, эпоха Третьего Завета, идет и что камня на камне

не останется от внутренне себя изжившей старой куль­

туры «сократиков». Серьезное и глубокое, не прочитанное

нами и по сию пору, смешивалось как-то непроизвольно

с нашей молодостью, во многом ребячливостью (нам с

А. А. было по двадцать три года, но душой мы были

старше и моложе наших лет; Л. Д. был двадцать один

год, а С. М. Соловьев был еще восемнадцатилетний юно­

ша). И понятно: мы были мечтателями «по-глупому»,

* Уже старых, т. е. не соответствующих духу эпохи. «Весы»,

«Мир искусства» и «Новый путь» были бы подлинно революцион­

ными новыми журналами, если бы время их появления на свет

было не 1899—1903 и 1904 годы, а примерно 1882—1885 годы, ко­

гда Врубель уже создавал эпоху подлинно новую демонической

философией своего стиля и красок. ( Примеч. А. Белого. )

248

Казалось: проблема мистерии и гармонизации человече­

ских отношений уже подошла и вот-вот прямо в руки

дается, что голубиные крылья спускаются, и вот Голубь

Жизни Глубинной сам сядет к нам в руки. С. М. Со­

ловьеву мечтались громовые горизонты последней бли­

стательной эры и роль России в н е й , — даже более

того — наша роль в ней. (Писал же Мережковский неза­

долго перед этим: «Или мы, или никто».) Мне мечталась

тихая праведная жизнь нас всех вместе, чуть ли

не где-то в лесах или на берегу Светлояра, ожидающих

восстания Китежа (или Грааля) 56. И однажды, в квар­

тире Марконет, у меня сорвалась подобная фраза: «Ах,

как бы хорошо там зажить нам вместе». И казалось, что

нет в этом ничего н е в о з м о ж н о г о , — да и не было ничего

невозможного: ведь ушел же Добролюбов, ушел к Добро­

любову светский студент Л. Д. Семенов через два с лишком

года после этого, ушел сам Лев Толстой, пришел

оттуда, из молитвенных чащ и молелен севера, к нам

сюда Николай Клюев, наконец я сам уходил (не на Вос­

ток, правда, а на Запад) уже в 1912 году 57, ища

не старцев, не Китежа, а, может быть, рыцаря Грааля...

Не удивительно, что на заре «символизма», на заре на­

шей культурной жизни, нам казалось, что уйти всем

вместе из старого мира и легко и просто, потому

что Новый Мир идет навстречу к нам. Помнится, как в

поздний час синей лунной январской ночи ясные лучи

озаряли затемненные комнаты старой квартиры Марко­

нет, и лежали лунные косяки на полу. Л. Д. сидела у

окна и ласково молчала в ответ на наши утопии. Мол­

чал и А. А. Блок, но с невыразимой, мягкой, ему одно­