Александр Блок в воспоминаниях современиков

гимназии, свойственника С. М. Соловьева, милейшего

староколенного человека, не понимающего «новых вея­

ний», смеющегося над декадентами и иронизирующего

над моей поэзией, при личных прекрасных отношениях.

А. А. Блока неожиданно он каким-то нутряным чутьем

понял вплоть до любви к его стихам. Я думаю, что пре­

бывание А. А. в его доме (он часто навещал Блоков в

их квартире) необыкновенно расположило его добрую

душу к А. А. вплоть до приятия его поэзии. Помню, не­

сколько лет спустя, он с восторгом вспоминал о време­

ни, когда Блоки гостили в его доме, и всегда спрашивал:

«Что Блоки? Как? Ах, какая прекрасная, гармони­

ческая пара!» Об А. А., помню, он рассказывал мне с

необыкновенной теплотою: «А вот Саша Блок (он назы­

вал А. А. Сашей) — это поэт. Что?» — поднимал он на

меня свои безбровые брови. («Что» прибавлял он почти

к каждому слову.) «Что? Поэт до мозга костей: стоит

с ним провести несколько дней, как сейчас же

узнаешь — это вот поэт. Что?.. Бывало, выйдем мы на

улицу, а он уж голову кверху поднимает и в один миг

отметит, какое небо, какая заря, какие оттенки на ту­

чах, какие тени — весенние ли или зимние... Что?.. Все,

все заметит: ни одна мелочь на улице не ускользнет:

все запомнит... Не надо его и читать... Сразу видно, что

действительный, настоящий поэт... Что?.. Только поэты

могут так понимать природу... Что?» Пребывание А. А.

в марконетовском доме видимо оставило неизгладимый

след в чуткой душе В. Ф. Всякая встреча наша с ним

на протяжении десяти лет (очень часто на улице) начи­

налась одними и теми же стереотипными фразами:

«А, как вы? Что Сережа? Какую дикость написал Брю-

245

сов... Ну — как Б л о к и ? » , — и лицо его все прояснялось,

и начинался разговор о том, какая они пара и какой

«Саша» поэт: «Что?» И мы прощались до следующей

встречи, до, слово в слово, повторявшегося диалога.

А. А. того времени внушал какую-то особую нежность

людям старого поколения. В то время как «отцы» скеп­

тически пожимали плечами при имени А. А., почтенные

древние старушки из стародворянских семейств, сохра­

нившие остаток энциклопедического воспитания, чуть

ли не с первых десятилетий истекшего века (это по­

коление уже вымерло), часто с особою нежностью отно­

сились к А. А. Может быть, они воспринимали его

сквозь призму для них еще близкого Жуковского, свя­

занного с их молодостью. Так, например, к А. А. относи­

лась покойная С. Г. Карелина, дочь известного русского

путешественника, общего прадеда С. М. Соловьева и

А. А. со стороны их матерей. «Видела Блоков... Была

у них в Шахматове... Ах, какая пара!.. Что им делается!

Здоровы, молоды: цветут... Саша написал прекрасные

с т и х и » , — бывало, рассказывает она, приезжая из Шах­

матова в Дедово, где мы с С. М. Соловьевым проживали

вместе лето 1905—1906 годов.

Помнится, в 1905 году я встретился с почтенным,

образованным старообрядцем, миллионером и собирателем

икон, который объявил мне, что в России есть единствен­

ный гениальный поэт — Александр Блок *. Его пленяла

особая религиозная атмосфера его стихов того периода.

А. А., отойдя от этого своего периода очень далеко,

не далее как во второй половине 1920 года сделал одно­

му дружественному к нему лицу необыкновенно важное

признание: он признался, что «Стихи о Прекрасной

Даме» не принадлежат лично ему, что он считает мно­

гое в этих стихах открывшимся ему непосредственно и

что он лишь проводник какой-то духовной интуиции, по­

том ему закрытой, что он не понимает, как многие могут

понимать его стихи, что истинное ядро их не может

быть понятно 54. (Думаю, вряд ли оно было до конца

понято и А. А., как и нам, его комментаторам...) При­

знание это характерно для А. А. эпохи «Двенадцати».

* Тогда вышла лишь книга его «Стихов о Прекрасной Даме».

При ближайшем разговоре выяснилось, что старообрядец ценил

поэзию Блока с сектантски-религиозной точки зрения (он был

одним из двигателей какого-то крупного старообрядческого толка).

( Примеч. А. Белого. )

246

Оно бросает совсем иной рельеф на его душевный мир

последнего времени. Признание это лишь подчеркивает

физиологичность для него факта зорь. Это-то и делало

A. А., с самого начала его поэтической деятельности,

поэтом, не вмещающимся в партии того времени, и груп­

пировавшим вокруг его музы избранный кружок самых

разнообразных людей (мы, молодежь, декаденты, сек­

тантка А. Н. Шмидт, почтенный старообрядец, староко­

ленный домовладелец и вечный член дворянского клуба

B. Ф. Марконет, старушка С. Г. Карелина и др.).

Это — необыкновенность его стихотворений, особая остро­

та ни у кого но бывших переживаний, подымающая как

бы волну озаренного розово-золотого, душевно-духовного

воздуха. Этим воздухом он и был пропитан, когда мы

встречались с ним в 1904—1905 годах. Это был кусочек

того особого мира, как бы солнечный загар (а не внешняя

лишь озаренность), который ложился опять-таки как

бы физиологически на него и на темы, связанные с

его п о э з и е й , — темы уже погасающие, Видение, уже от­

ходящее; но Видение, бывшее ему, он носил в себе,

в своем сердце: и это сердце еще посылало порою ему

эти, не ему принадлежащие лучи. Отсюда «загар», т. е.