Читаем Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1 полностью

которую мне передали тайно от В. П., что он желает меня

видеть, но просит сохранить наше свидание в тайне, дабы

* Заказанном «Русской мыслью», ею потом отвергнутым в

лице В. Я. Брюсова, П. В. Струве, не обеспечивших мне требуе­

мых месяцев работы и, однако, поставивших условием в три меся­

ца подать 12 печатных листов. ( Примеч. А. Белого. )

320

не обидеть друзей, с которыми он не видится. Он мне

назначил свидание, не помню где, кажется в каком-то

третьеразрядном, глухом, никем не посещаемом ресторан­

чике. И тут мы встретились и провели несколько часов

вместе. Этот наш разговор, редкий, но меткий, как все

наши встречи этого периода, мне показал, какого друга

я имею в лице А. А. Помню, я рассказал ему все обсто­

ятельства моей так странно складывающейся жизни и все

события, бывшие со мной за период от девятого до

двенадцатого года, события, определившие мою встречу

с Штейнером в мае двенадцатого года. Он слушал меня

молча, сосредоточенно, хотя оформление моего пути было

чуждо ему. Однако ядро моих недоумений и запросов

было ему и приятно и близко. До позднего вечера проси­

дели мы с ним и, как заговорщики, разошлись в разные

стороны желто-туманной, слякотной февральской улицы.

Мы ясно пожали тогда друг другу руки, как «дети

России», именно «как дети страшных лет» 117. Мой скорый

после того приход к антропософии, ему чуждой, он понял

для меня и за меня, но нисколько не удивился е м у , —

он был подготовлен к нему теми нашими разговорами.

Он сам иначе разрешал свой п у т ь , — в методах разрешения

мы были различны, в ядре, в ощупывании действитель­

ности, в Духе мы были в одном и тогда. Стиль его поме­

ток к «Запискам чудака» (номер второй и третий 118),

которые он читал уже больной, остался мне, как послед­

ний, как бы загробный привет мне, как «да» тому, в чем

мы встретились еще в 1910 году.

С 1913 года А. А. становится и в внешнем смысле для

меня добрым гением, оставаясь всегда внутренне братом.

Он устраивает с Р. В. Ивановым в «Сирине» мой «Петер­

бург», отстаивает энергично его (издатель и редактор

«Сирина» не хотели печатать «Петербурга») и тем дает

мне два года материальной свободы, в которые я упорно

и деятельно изучаю антропософию. Позднее, в шестна­

дцатом году, зная критическое положение нас, русских,

отрезанных от России, с Р. В. Ивановым энергично при­

нимается за выпуск «Петербурга» отдельным изданием от

моего имени, устраивая мне материальное существование,

помогая мне расплатиться с долгами, берет на себя бремя

хлопот и всевозможных забот.

Повернувшись ко мне своим ликом Марии, т. е.

будучи для меня источником душевно-духовной помощи

во многих обстоятельствах моей жизни, А. А. становится

12 А. Блок в восп. совр., т. 1 321

для меня и Марфой, т. е. берет бремя забот и хлопот для

обеспечения моего материального существования 119.

Здесь, рисуя А. А. далеких годов, я не могу не

отметить этих прекрасных штрихов его отношения ко

мне в более позднюю уже эпоху, так чудесно обрисовы­

вающих А. А. с ног до головы, от его душевных устрем­

лений через душевную личность и теплоту, конкретизи­

рованную до самой внешней любви и заботливости

к ближнему. В то время, как иные из моих личных

друзей, постоянно связанных со мной физическим планом,

и не догадывались о моих реальных заботах и нуждах, он,

«великий поэт», постоянно обремененный собственными

делами и отдаленный от меня чисто физически, из своего

далекого Петербурга сквозь все грани, нас отделявшие,

видит ясно меня, барахтающегося в жизненных потемках

то в Москве, то за границей, и протягивает издалека руку

не только моральной помощи, но и материальной.

А. А. стоит передо мной прекрасный и в е ч н ы й , — весь

с головы до ног «великий поэт», «большой человек»,

«человек новый», «человек п р а в д и в ы й » , — а это больше,

чем « в е л и к и й » , — человек прекрасный, т. е. изящный во

всех своих проявлениях, и человек хороший, добрый, т. е.

прекрасный в малом, умалившийся до малого, до забот

о хлебе насущном своих друзей.

Он сотворил своею краткою человеческой жизнью веч­

ную память в сердцах тех, кто его знал и любил. И этот

памятник нерукотворный живее, бессмертнее и долговеч­

нее тех памятников, которые будут ему поставлены из

материалов и напечатанных о нем трудов. Этот памят­

ник — его бессмертная жизнь, ибо мы в Боге родимся,

во Христе умираем и в Святом Духе возрождаемся.

И С П Е П Е Л Я Ю Щ И Е

Г О Д Ы

Испепеляющие годы!

Безумья ль в вас, надежды ль весть?

От дней войны, от дней свободы —

Кровавый отсвет в лицах есть.

СЕРГЕЙ ГОРОДЕЦКИЙ

ВОСПОМИНАНИЯ ОБ АЛЕКСАНДРЕ БЛОКЕ

1

Александр Блок — поэт того огромного культурного и

психологического провала, который образовался между

двумя революциями — Пятого и Семнадцатого года. С неж­

нейшими очами и детски-чистым сердцем спустился он в

бездну, бесстрашно прошел самыми жуткими ее ущель­

ями и вынес свой дантовски тяжелый опыт в ослепитель­

ную современность. Острая значительность его поэзии для

наших дней и бессмертие ее в истории большой русской

литературы определяется той исключительной честностью

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия литературных мемуаров

Ставка — жизнь.  Владимир Маяковский и его круг.
Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг.

Ни один писатель не был столь неразрывно связан с русской революцией, как Владимир Маяковский. В борьбе за новое общество принимало участие целое поколение людей, выросших на всепоглощающей идее революции. К этому поколению принадлежали Лили и Осип Брик. Невозможно говорить о Маяковском, не говоря о них, и наоборот. В 20-е годы союз Брики — Маяковский стал воплощением политического и эстетического авангарда — и новой авангардистской морали. Маяковский был первом поэтом революции, Осип — одним из ведущих идеологов в сфере культуры, а Лили с ее эмансипированными взглядами на любовь — символом современной женщины.Книга Б. Янгфельдта рассказывает не только об этом овеянном легендами любовном и дружеском союзе, но и о других людях, окружавших Маяковского, чьи судьбы были неразрывно связаны с той героической и трагической эпохой. Она рассказывает о водовороте политических, литературных и личных страстей, который для многих из них оказался гибельным. В книге, проиллюстрированной большим количеством редких фотографий, использованы не известные до сих пор документы из личного архива Л. Ю. Брик и архива британской госбезопасности.

Бенгт Янгфельдт

Биографии и Мемуары / Публицистика / Языкознание / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии