Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1

сил, освеженное чувство природы, детски чистое ощуще­

ние цельности мироздания дал Блоку Пятый год. Летом

он увидел болотного попика 12, бога тварей, что было

большой дерзостью тогда. Долго искал он объединяющего

названия для новой книги. Помню, Белый, на узеньком

листике, своим порхающим почерком набросал около де­

сятка н а з в а н и й , — было среди них: «Зацветающий по­

сох» 13. К выходу книги Блок остановился на «Нечаян­

ной Радости». Но гибель революции Пятого года и свя­

занный с ней расцвет мистического болота не дал всем

этим исканиям развернуться в полнозвучную песню. Все

же эта книга остается единственной книгой радости Бло­

ка. Дальше пошли пытки и голгофы.

К этому периоду относится время наибольшей моей

дружбы с ним. Я жил в Лесном. Блок умел и любил гу­

лять в лесу, на окраинах. Мы ходили весной через

Удельный парк, к Озеркам, зеленый семафор горел на

алой заре. Летом мы опять переписывались. Мужествен­

но-здорового, крепкого, деревенского много было в Блоке

этого периода. Мистическая дымка первых дней отлетела

от него, тревога и хмель снежной ночи 14 еще не нахлы­

нули. Он еще не думал о театре, родившемся из его раз­

двоенности. Северная сила была в нем, без неврастении

Гамсуна, без трагедий Ибсена. Была возможность Блока,

нигде не узнанного, каким он был бы, если бы Пятый

год был Семнадцатым. Была возможность могучего сдвига

таланта в сторону Пушкина (от Лермонтова — властите­

ля ранних дум Блока) и Толстого (от Вл. Соловьева, со­

знательно взятого в вожди в первый период). Этого Бло­

ка выявить и высвободить нужно, чтобы понять огромный

запас сил, с каким он совершил свое нисхождение в про­

вал между Пятым и Семнадцатым годами. Но история

готовила ему другую судьбу. Реакция убила его Соль­

вейг 15 и от музыки зеленого леса привела его к арфам

330

и скрипкам цыганского оркестра. Важно указать, что он

знал и любил себя — силача, здоровяка. Никогда после

он так хорошо не умел смеяться и шутить, как в этот

период. Помню, играли мы втроем: он, я и Владимир

Пяст, пародируя названия книг и фамилии новых поэтов.

«Александр Клок» — предложил оп про себя и: «Отчаян­

ная гадость» («Нечаянная Радость») 16.

Летом этого года я написал в деревне центральные

стихи «Яри». Послал ему. Он один из первых и мудрее

многих сказал о них то, о чем через год все кричали.

Осенью начались «среды» Вячеслава Иванова 17, на

Таврической, над Государственной Думой. Я там не бы­

вал. Блок бережно меня от них отстранял. По-прежнему

мы встречались только у него. Подвел Пяст. В конце года

оп привел меня на «Башню», как назывались чердачные

чертоги Вячеслава. Ввиду того, что в период «Снежной

маски» «среды» сыграли для Блока большую роль, нужно

на них, немного забегая вперед, остановиться. Большая

мансарда с узким окном прямо в звезды. Свечи в канде­

лябрах. Лидия Дмитриевна Зиновьева-Аннибал в хитоне.

И вся литература, сгруппировавшаяся около «Нового пу­

ти», переходившего в «Вопросы жизни». Бывали: мисти­

ки — троица: Мережковский, Гиппиус, Философов; Бер­

дяев; профессура и доцентура: Зелинский, Ростовцев,

Евгений Аничков; Георгий Чулков, творивший тогда свой

«мистический анархизм» и «Факелы», Валерий Брюсов,

Блок, Андрей Белый, Бальмонт, Сологуб, Ремизов, Эр-

берг; критики только что нарождавшихся понедельничных

газет — Чуковский и Нильский; писатели из «Знания» —

Леонид Андреев, Семен Юшкевич; затем эстеты — Рафа-

лович, Осип Дымов, Сергей Маковский, Макс Волошин;

был представлен и марксизм — Столпнером и, кажется,

один раз Луначарским; художники — Сомов, Бакст, До­

бужинский, Бенуа и, наконец, молодежь: Кузмин, Пяст,

Рославлев, Яков Годин, Модест Гофман. Собирались позд­

но. После двенадцати Вячеслав, или Аничков, или еще

кто-нибудь делали сообщение на темы мистического анар­

хизма, соборного индивидуализма, страдающего бога эл­

линской религии, соборного театра, Христа и Антихриста

и т. д. Спорили бурно и долго. Блестящий подбор сил

гарантировал каждой теме многоцветное освещение — но

лучами все одного и того же волшебного фонаря мистики.

Маленький Столпнер возражал язвительно и умно, но

один в поле не воин. Надо отдать справедливость, что

331

много в этих «средах» было будоражащего мысль, захва­

тывающего и волнующего, но, к сожалению, в одном

только направлении. После диспута, к утру, начиналось

чтение стихов. Это проходило превосходно. Возбужден­

ность мозга, хотя своеобразный, но все же исключитель­

но высокий интеллект аудитории создавали нужное на­

строение. Много прекрасных вещей, вошедших в литера­

туру, прозвучали там впервые.

Оттуда пошла и «Незнакомка» Блока. В своем длин­

ном сюртуке, с изысканно-небрежно повязанным мягким

галстуком, в нимбе пепельно-золотых волос, он был ро­

мантически-прекрасен тогда, в шестом — седьмом году. Он

медленно выходил к столику со свечами, обводил всех

каменными глазами и сам окаменевал, пока тишина не

достигала беззвучия. И давал голос, мучительно-хорошо

держа строфу и чуть замедляя темп на рифмах. Он за­

вораживал своим чтением, и когда кончал стихотворение,

не меняя голоса, внезапно, всегда казалось, что слишком

рано кончилось наслаждение, и нужно было еще слышать.