Читаем Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1 полностью

страшась будто бы соблазна, требуя друг от друга «во

Имя», этим знанием «Имени», однако, не обладая.

В доме Мережковских был особого рода дух — я бы

сказал, сектантский, хотя они, конечно, всегда это отри­

цали и, вероятно, отрицают и теперь. Но такова судьба

всех религиозных мечтателей, утративших связь с духов­

ной метрополией. Иногда казалось, что Мережковский «ру­

бит сплеча», но когда он, бывало, уличит какую-нибудь

модную литературную «особу» в тупеньком мещанстве

и крикнет, растягивая своеобразно гласные: «Ведь это

пошла-а-асть!», невольно хотелось пожать ему руку. Как

бы ни относиться к Мережковскому, но отрицать едва ли

возможно ценность его книг о Достоевском и Толстом и

особенно о Гоголе. А в то время эти книги были приняты

символистами, и в том числе Блоком, как события.

Мережковский с б ольшим основанием мог бы сказать,

как сказал про себя В. В. Розанов: «Пусть я не талант­

лив: тема-то моя гениальна!» 9

К историческому христианству предъявлены были

огромные неоплаченные векселя. Мережковский закри­

чал, завопил, пожалуй, даже визгливо и нескладно, но с

совершенною искренностью, о правах «натуры и куль­

туры», о том, что ведь должна же история иметь какой-

то смысл, если она тянется после Голгофы две тысячи

лет. Холодный, но честный пафос Мережковского и тон­

кая, остроумная диалектика З. Н. Гиппиус гипнотически

действовали на некоторых тогда еще молодых, а ныне

уже вполне сложившихся людей, из коих некоторые по­

кинули даже наш бренный мир.

Кружок Мережковских, где бывал и Блок по­

стоянно, состоял из людей двух поколений — старшее

было представлено В. В. Розановым, H. М. Минским,

П. С. Соловьевой и др., младшее — А. В. Карташевым,

В. В. Успенским, Д. В. Философовым, А. А. Смирновым,

Е. П. Ивановым, Д. Н. Фридбергом, Леонидом Семеновым,

351

В. А. Пестовским (Пястом) и мн. др. Не все в равной

мере находились под влиянием Зинаиды Николаевны Гип­

пиус и Дмитрия Сергеевича, но почти все были в них нем­

ного «влюблены».

Полулежа на мягком диване и покуривая изящно

тоненькую душистую папироску, З. Н. Гиппиус чаровала

своих юных друзей философическими и психологическими

парадоксами, маня их воображение загадками и намека­

ми. Несмотря на соблазнительность салонного стиля,

в этих беседах была значительность и глубина, и нет

ничего удивительного, что Блок был в сетях Мережков­

ских — ускользал из этих сетей и вновь в них попадал.

Как же Мережковские относились к Блоку? В последнем,

декабрьском, нумере «Нового пути» за 1904 год появи­

лась статья о книге поэта, подписанная буквою «X» 10.

Она, кажется, выражает довольно точно отношение к

Блоку обитателей дома Мурузи. «Автор стихов о Пре­

красной Д а м е , — сказано было в с т а т ь е , — еще слишком

туманен, он — безверен: сама мистическая неопреде­

ленность его недостаточно определенна; но там, где в

стихах его есть уклон к чистой эстетике и чистой мис­

тике — стихи нехудожественны, неудачны, от них веет

смертью. Страшно, что те именно мертвее, в которых

автор самостоятельнее. Вся первая ч а с т ь , — посвященная

сплошь Прекрасной Д а м е , — гораздо лучше остальных

частей. А в ней чувствуется несомненное — если не под­

ражание Вл. Соловьеву, не его в л и я н и е , — то все же тень

Вл. Соловьева. Стихи без Дамы — часто слабый, легкий

бред, точно призрачный кошмар, даже не страшный и не

очень неприятный, а просто едва существующий; та не­

понятность, которую и не хочется понимать...»

Несправедливо было бы понять этот отзыв как прос­

тое брюзжание «отцов» на «детей». В нем была действи­

тельно честная требовательность, справедливое желание

подчинить туманную неопределенность какому-то выс­

шему смыслу. И все же Мережковские «влюбились» в

Блока и каждый раз страдали от его «измен».

В салоне Мережковских беседы велись на темы «цер­

ковь и культура», «язычество и христианство», «религия

и общественность». Тема политики в точном смысле стала

занимать Мережковских значительно позднее, когда у

них завязались противоестественные отношения с социа­

листами-революционерами. Тогда Мережковские до этого

еще не дошли.

352

Центром внимания в доме Мережковских нередко был

В В. Розанов, впоследствии ими изгнанный из Религиоз­

но-философского общества за политические убеждения и

юдофобство. А в то время Мережковский, провозгласив­

ший Розанова гением, увивался вокруг него, восхищался

каждым его парадоксом. Я помню, в тот вечер, когда я

в первый раз увидел у Мережковских Розанова, этот

лукавый мистик поразил меня своею откровенностью.

В ответ на вопрос Мережковского: «Кто же, по-вашему,

был Христос?», Розанов, тряся коленкою и пуская слю­

ну, просюсюкал: «Что ж! Сами догадайтесь! От него

ведь пошли все скорби и печали. Значит, дух тьмы...»

Юные поэты, окружавшие З. Н. Гиппиус, как пажи

королеву, говорили тихо, многозначительно, все чаяли

новых откровений и верили, что наступила эпоха «Треть­

его Завета». Блок среди них был «свой» и «чужой», веч­

но ускользающий — так же как и «Боря Бугаев» (Андрей

Белый), о чем хорошо рассказано в его воспоминаниях о

Блоке. Тут же бывал В. А. Тернавцев, тогда еще не писа­

тель, однако влиявший весьма на мировоззрение Мережко­

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия литературных мемуаров

Ставка — жизнь.  Владимир Маяковский и его круг.
Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг.

Ни один писатель не был столь неразрывно связан с русской революцией, как Владимир Маяковский. В борьбе за новое общество принимало участие целое поколение людей, выросших на всепоглощающей идее революции. К этому поколению принадлежали Лили и Осип Брик. Невозможно говорить о Маяковском, не говоря о них, и наоборот. В 20-е годы союз Брики — Маяковский стал воплощением политического и эстетического авангарда — и новой авангардистской морали. Маяковский был первом поэтом революции, Осип — одним из ведущих идеологов в сфере культуры, а Лили с ее эмансипированными взглядами на любовь — символом современной женщины.Книга Б. Янгфельдта рассказывает не только об этом овеянном легендами любовном и дружеском союзе, но и о других людях, окружавших Маяковского, чьи судьбы были неразрывно связаны с той героической и трагической эпохой. Она рассказывает о водовороте политических, литературных и личных страстей, который для многих из них оказался гибельным. В книге, проиллюстрированной большим количеством редких фотографий, использованы не известные до сих пор документы из личного архива Л. Ю. Брик и архива британской госбезопасности.

Бенгт Янгфельдт

Биографии и Мемуары / Публицистика / Языкознание / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии