Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1

здравствующие, из коих многие занимают сейчас передо­

вые посты в нашей республике. Здесь бывал и я, а у

меня была тогда репутация декадента из декадентов, ибо

я проповедовал тогда «перманентную революцию», ста­

раясь оправдать оную «мистически». Это «дела давно ми­

нувших дней» — хотя, в сущности, это было так недав­

но! — теперь, однако, все это кажется «преданьем стари­

ны глубокой...». Декадентство «переплеснулось» за преде­

лы литературы. Один из видных теперь политических

деятелей (он же эстет), когда у него умер ребенок, счел

для себя возможным и утешительным читать вместе с

женою у гроба младенца «Литургию красоты» К. Д. Баль­

монта, который, вероятно, никогда не рассчитывал на со­

перничество с псаломопевцем Давидом.

Одним словом, мы встретились с Блоком в те дни,

когда торжествовала не «органическая», а «критическая»

культура, когда были утрачены связи с коренным и

348

«почвенным». Поверхностная оппозиционность и вольно­

думство средней интеллигенции не могли удовлетворить

ни будущих наших «коммунистов», ни тех, кому навяза­

ли прозвище «декадентов». Двадцать лет тому назад уже

повеяло духом революции. Сонное царство Александра III,

несмотря на декорацию пасифизма, всем опостылело.

Если бы на его смену пришел какой-нибудь новый вели­

кий Петр, может быть, монархия нашла бы еще в себе

силы и волю к жизни, но на престоле сидел несчастный

слепец и упрямец, типичный «последний монарх». Он

был самый подходящий царь для эпохи «ликвидации

дворянского землевладения». И вовсе не случайно имен­

но Александр Блок, поэт-декадент, написал «по неиздан­

ным документам» трезвую и беспристрастную книжку

«Последние дни императорской власти».

Но кризис культуры вышел за пределы России. Ста­

вился вопрос вообще о переоценке «ценностей». Алек­

сандр Блок явился к нам на рубеже XIX и XX вв. По

крови на три четверти русский и на одну четверть не­

мец, поэт чувствовал реально свою связь с Западом.

Первая глава «Возмездия» дает материал для понимания

мыслей Блока о так называемой европейской цивилиза­

ции XIX века. В основу этой цивилизации была поло­

жена, как известно, идея прогресса. Поэтому уместно

вспомнить, что в предисловии к «Возмездию» наш лирик

откровенно признается, что концепция его поэмы «воз­

никла под давлением все растущей в нем ненависти к

различным теориям прогресса». Предисловие было напи­

сано в июле 1919 года, а первая глава начата в

1911 году.

Век девятнадцатый, железный,

Воистину жестокий век!

Тобою в мрак ночной, беззвездный

Беспечный брошен человек.

В ночь умозрительных понятий,

Материалистских малых дел,

Бессильных жалоб и проклятий

Бескровных душ и слабых тел.

С тобой пришли чуме на смену

Нейрастения, скука, сплин,

Век расшибанья лбов о стену

Экономических доктрин,

Конгрессов, банков, федераций,

Застольных спичей, красных слов;

Век акций, рент и облигаций,

И малодейственных умов,

И дарований половинных

349

(Так справедливей — пополам!),

Век не салонов, а гостиных,

Не Рекамье, а просто дам...

Век буржуазного богатства

(Растущего незримо зла!);

Под знаком равенства и братства

Здесь зрели темные дела...

Эта внутренняя характеристика XIX века вполне со­

звучна характеристике «внешней» того же века, которая

всегда на устах наших марксистов.

Двадцатый век... Еще бездомней,

Еще страшнее жизни мгла

(Еще чернее и огромней

Тень Люциферова крыла)...

И отвращение от жизни,

И к ней безумная любовь,

И страсть, и ненависть к отчизне...

И черная, земная кровь

Сулит нам, раздувая вены,

Все разрушая рубежи,

Неслыханные перемены,

Невиданные мятежи...

«Неслыханные перемены» (например, карта Европы

после всемирной войны) и «невиданные мятежи»

(Октябрьская революция) не заставили себя долго ждать.

Поэты предугадывали события. Лирика, как лакмусовая

бумажка, тотчас меняет свой цвет, когда еще простым

глазом не увидишь в пробирке совершившуюся химиче­

скую реакцию. В воздухе носился сладостный и смерто­

носный запах, как будто запах горького миндаля — так

чудилось поэту 8. Эпитет «предсмертный» стал привычным

и внутренне необходимым.

В какой среде жил в это время Блок? 1904 год был

весь под знаком Мережковского — Гиппиус. Дом Мурузи

на Литейном проспекте был своего рода психологическим

магнитом, куда тянулись философствующие лирики и

лирические философы.

«Дом Мурузи» играл ту же роль, какую впоследствии

играла «Башня» Вяч. Ив. Иванова.

Новейшее поколение того времени искало и находило

в Мережковском связь с ушедшим поколением. Каждый

из нас, встретив Мережковского в Летнем саду на утрен­

ней ежедневной прогулке, думал, глядя на его малень­

кую фигурку, узенькие плечи и неровную походку, что

этот человек связан какими-то незримыми нитями с Вла-

350

димиром Соловьевым, значит, и с Достоевским — и далее

с Гоголем и Пушкиным. Пусть Соловьев относился к

Мережковскому недружелюбно, но у них, однако, была

общая тема, казавшаяся нам пророческой и гениальной.

Блок так это чувствовал. Правда, он то и дело «уходил»

от Мережковских, но потом опять неизбежно к ним тя­

нулся. Впрочем, тогда все «символисты» и «декаденты»

изнемогали в любви-вражде. Все, как символисты, хотели

соединиться, и все, как декаденты, бежали друг от друга,