Александр Блок в воспоминаниях современников

крытую дверь балкона слышно, как гулко ударяются о

землю падающие груши. Луна поднимается все выше.

Вдруг в раскинутую, как сеть паука, тишину вонзается

золотой стрелою протяжный, сладостный звук и струится

непрерывной мелодией, наполненной рыданиями сердца,

141

приглушенными вздохами, едва слышными с т е н а н и я м и , —

пока не замолкнет, поглощенный потоком лунного света

и тишиной.

— Кто же это играет? — спрашиваю старого слугу,

одного из тех добрых духов усадьбы, которые не оста­

вили ее в тяжелые минуты.

— Неизвестно. Каждый вечер играет в это время. Но

кто — н е и з в е с т н о , — отвечает он таким тоном, как будто

в этих звуках, идущих неизвестно откуда, был скрыт на­

мек на какую-то местную тайну.

Осматривая зал, нахожу на дверях листок с фамили­

ями его теперешних обитателей.

Среди других фамилий вижу — Александр Блок 1.

ФРОНТОВАЯ ЖИЗНЬ

Блока уже не было в штабе в Парохонске.

Когда по убийственной дороге через предательские бо­

лота я добрался ночью в деревню К о л б ы , — в низкой по­

лесской хате при скудном свете керосиновой лампы была

произнесена фамилия: Блок.

Был в военной форме дружины. Ничего, что могло бы

отличать поэта. Волосы подстрижены, застегнут до по­

следней пуговицы, молчаливый, с как бы окаменевшим

лицом. Странные зеленоватые глаза, по-детски светлые,

пушистые ресницы и сильная, широкоплечая, мужествен­

ная фигура. Трудно, однако, было бы найти более совер­

шенный тип поэта, лицо, более отвечающее внутреннему

содержанию личности. Печатью Аполлона отмечены чер­

ты его продолговатого лица.

Две высокие стрельчатые линии, поднимающиеся над

бровями, являются выражением далеких, почти неземных

мыслей.

Внутренняя жизнь горит только в глазах. Узкие, сжа­

тые губы. Говорит «телеграфично», когда вспоминаю о

княжеской усадьбе:

— Падающие груши... И свирель... И этот странный

портрет...

С этого позднего вечера в заброшенном полесском

селе один за другим потянулись дни, однообразные и не­

обычные, потому что отмеченные войной.

Как большие жуки, жужжат русские и немецкие аэро­

планы, а вокруг них клубятся белые облачка разрываю-

142

щихся снарядов. По дорогам шныряют патрули, прохо­

дят воинские части. По ночам кровенеют зарева пожаров,

на рассвете над дымкой тумана, стелющегося над боло­

тами, как видение сказочного града, возносится силуэт

Пинска. Безлюдная местность превратилась сейчас в

сплошное царство размокших болот, и война барахтается

в болоте, как кошмарное чудовище. Но, несмотря на все,

осень так прекрасна, как только она может быть на По­

лесье, и каждое утро звенит, как золотой червонец.

Мы строим окопы, блиндажи — всю сложную систему

большой оборонительной позиции. На работу выезжаем

по нескольку человек, верхом. Блок ездит великолепно.

В лесах, на краю болот, встречаем сотни оборванных,

босых, продрогших от холода и сырости сартов и финнов,

роющих, как кроты, новые линии окопов.

В это время в далекой северной столице есть женщи­

на в золотистой короне волос, великая артистка с пла­

менным голосом, несравненная Кармен, вознесенная ма­

гией поэта выше всех женщин 2. В это время в Москве

Станиславский думает о постановке поэмы Блока «Роза

и Крест».

Поэт об этом почти не вспоминает. В молчании пере­

живает безумство человечества, влекущее за собой всех.

Иногда где-то пропадает. Пишет ли? Вероятно, в одино­

честве ищет душевного равновесия.

— Середина жизни самая т р у д н а я , — говорит он со

вздохом.

О поэзии нет и речи. Только один раз Блок сдается

на уговоры прочесть стихи. В полесской хате звучат

вдохновенные слова, произносимые неровным, глухим го­

лосом.

НАЧАЛЬСТВО И «ДАЧНИКИ»

Общество наше довольно странное: рядом с поэтом

Блоком — молодой, симпатичный еврей-астроном 3, та­

лантливый архитектор 4, потомок композитора Глинки 5

и обозник — рубаха-парень с настоящей лошадиной

душой.

Мы вместе едим и спим, по вечерам выпиваем несмет­

ное количество чая и потчуем друг друга шоколадом.

Начальствуют над нами два инженера-поляка, самоот­

верженно выполняющие свои технические работы, не ви­

дящие ничего, кроме позиционных сооружений.

143

Они не видят нищеты рабочих, ютящихся в соседнем

селе, поставленных почти на положение рабов «общест­

венной» организации дружины.

Нескольких интеллигентов, которые входят в состав

отряда, начальство считает «дачниками» и досаждает им,

как может.

В связи с этим жизнь становится тихим адом.

И отряд распадается. Блок возвращается в штаб дру­

жины в Парохонск.

В ШТАБЕ

В это время в усадьбе уже наладилась светская жизнь.

Старый князь чудаковат. Своей маленькой коренастой

фигурой он напоминает паука. Носит седые бакенбарды.

Бесшумно проходит по дому, внезапно появляется на по­

роге комнаты, на повороте лестницы и исчезает. Тем, ко­

торые заслужили его доверие, показывает грамоты, ре­

скрипты, подписанные польскими королями, Петром Пер­

вым, Екатериной Второй, и по секрету сообщает, что ему

известна безошибочная система игры в рулетку. Поэтому

он с нетерпением ожидает конца войны, чтобы разбить

банк в Монте-Карло.

А княгиня, тридцатилетняя золотоволосая женщина,

даже во время войны не представляет себе жизни без