Александр Генис в Журнальном зале 1993-2010

О кулинарной прозе Вильяма Похлебкина

Сочинения русского кулинарного писателя Вильяма Васильевича Похлебкина - феномен отечественной литературы, не говоря уже о гастрономии. Достаточно сказать, что одна похлебкинская книга о кухнях народов СССР, пережившая, кстати сказать, сам СССР, сделала для возрождения национального самосознания больше, чем "Наш современник", а для дружбы народов - больше, чем "Дружба народов". В этой статье мне хотелось бы не только обсудить книги Похлебкина, но и рассмотреть его труды в более широком контексте двух не слишком привычных в России традиций - кулинарной литературы и кулинарной отрасли современной гуманитарной науки. Начать, однако, я хочу с другого - с признания.

Пишущий человек часто выглядит умнее, чем он есть, ибо тексту легко удается выглядеть лучше автора; начитанней уж во всяком случае. Писать в определенном смысле проще, чем читать. Однако нет свидетеля честнее книжной полки. Библиотека - как непрошеная исповедь: она знает все о страстях своего владельца. Потертость корешка - верный знак не только любви, но и постоянства: мимолетное чувство не оставляет следов на переплете. Только когда книгу читают даже не годами, а с детства, она приобретает благородную обветшалость, которая придает дорогим нам предметам обаяние, "печальное очарование вещей". Оглядывая свои полки в поисках самых "печальных" книг, я сразу натыкаюсь взглядом на засаленного "Пиквика", на несколько растрепанных томов Гоголя и Достоевского, на "Швейка", Конан Дойла, "Трех мушкетеров" и еще - на неопрятную серо-бурую пачку, засунутую в угол, чтобы не вываливалась. Это - полдюжины книг Похлебкина: "Национальные кухни наших народов". "Кулинарный справочник", "Тайны хорошей кухни" и все остальные. Зачитаны они настолько, что кое-какие мне пришлось купить заново. Я думаю, меня поймут читатели и почитатели Похлебкина. Все они, как члены одного клуба, образуют всемирное тайное общество. "Тайное" - потому что сами о нем не знают, пока не встретят себе подобного. Зато потом - не разлей вода: родство душ.

Любимые книги живут по законам мифа: они требуют не только умственного досуга, но и физического действия. Поэтому поклонники Достоевского бредут петербургским маршрутом Раскольникова, любители Булгакова гуляют у Патриарших прудов, знатоки Конан Дойла рыщут по девонширским болотам. Даже в этом ряду сочинения Похлебкина выделяются тем, что не приглашают читателя следовать за своими героями, а требуют этого от нас. Поваренная книга претворяет слово в дело - и тело. Честно скажу, что настоящие, старинные, так называемые богатые щи, варить которые научила меня книга Вильяма Васильевича, принесли мне радости не меньше, чем Моцарт.

Я читаю Похлебкина более четверти века. Но только несколько лет назад мне довелось с ним познакомиться - и то заочно. Слишком велико расстояние между Нью-Йорком и его подмосковным Подольском. К тому же Вильям Васильевич, несмотря на миллионные тиражи своих книг, живет скудно. У него даже телефона нет. Этому обстоятельству я обязан нашей перепиской. Его письма - неспешные, подробные, внимательные, учтивые - отличает та же добротная литературная манера, которая подкупает в его кулинарной литературе.

Последнее слово, пожалуй, требует пояснений. Дело в том, что я привык считать книги Похлебкина с приятно сухими, по-акмеистски неброскими названиями - "Чай", "Все о пряностях", "Приправы" - не только образцовыми кулинарными пособиями, но и отменной прозой. Как раз в этом не все отдают себе отчет. Обидно, несправедливо, но виноваты тут не автор и не его читатели, а отечественная словесность, не приспособленная для такого жанра, как кулинарная эссеистика. Вот что об этом пишет сам Похлебкин: "У русской классики была своя вечная тема "путей развития России", и здесь она достигла значительных идейно-художественных высот. Однако именно гражданственность нашей классики объясняет почти полное отсутствие в русской литературе XIX века кулинарного жанра, широко распространенного в литературах Западной Европы, где в области кулинарной художественной литературы были свои классики: имена Брийа-Саварена, автора "Физиологии вкуса", и Гримо де ля Рейнера, написавшего "Альманах гурманов", произносятся и почитаются до сих пор не только во Франции, но и во всей Западной Европе с не меньшим пиететом, чем имена Расина и Мольера".