Александр I, Мария Павловна, Елизавета Алексеевна: Переписка из трех углов (1804–1826). Дневник [Марии Павловны] 1805–1808 годов

Прибыв сюда, любезная Сестрица, я получила Ваше любезное письмо от 12/24 д[екабря], которое меня ожидало. Только моя большая занятость все это время может объяснить то, что уже целые сутки прошли, а я Вас все еще за него не поблагодарила. Я приехала вечером 22-го и надеялась, как я Вам об этом писала из Франкфурта, быть уже 26-го вечером в Веймаре, но поскольку мне пришлось провести здесь еще и сегодняшний день, я буду иметь счастье обнять Вас лишь 27-го. Не буду Вам здесь повторять все, что Вам говорила на этот предмет в моем последнем письме, в любом случае радость моя будет очень и очень велика. Я наконец имела удовольствие познакомиться с моей Кузиной Марианной[603], и Вы можете легко догадаться, что мы много говорили о Вас. Из-за нее мне будет жалко покидать Берлин. Я надеюсь увидеть Ее Сестрицу и Братца[604] послезавтра 26-го в Дессау, где остановлюсь на несколько часов и переночую затем в Лейпциге, а четверг, если не возникнет дополнительных препятствий, будет счастливым днем, когда я смогу увидеть Вас в Веймаре… А пока, любезная Сестрица, обнимаю Вас от всего сердца и весьма поспешно, Вы сами знаете, что представляют из себя эти кратковременные пребывания, налагающие столько обязанностей, которые следует выполнять, и заставляющие испытывать чувства, о которых следует молчать. Я отправляюсь в Шарлотенбург, где отдам бедной Королеве последнюю дань уважения[605], которое я еще в силах ей выказать за всю ту дружбу, коей она меня всегда одаривала.

Э.

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСЕЕВНА – МАРИИ ПАВЛОВНЕ[606]

Брухзаль[607],

16/28 марта 1814 года.

Поверьте, любезная Сестрица, что я полностью разделяю Ваше счастье от встречи с Вашими Братцами Николаем и Михаилом и даже могу судить об этом по той радости, которую доставило мне их пребывание здесь[608]. Я тем более радовалась справедливому удовлетворению их желания, что была в Петербурге свидетельницей тяжелого состояния, в которое их повергла неопределенность их положения. Отказ Императора видеть их в армии мог бы сказаться на всей их жизни, мировоззрении и с этого дня вверг бы их в состояние весьма вредного упадка духа. Все эти обстоятельства вместе взятые могли бы превратить время, что они провели здесь, в истинные минуты счастья для меня, столь искренно их любящей, если бы на следующий день после их прибытия до меня не дошло известие, которое меня всю потрясло, – известие о гибели молодого Строганова[609] от разрыва пушечного ядра на поле боя. Вам известна, любезная Сестрица, дружба, которую я питала к Родителям этого Молодого человека, и в особенности дружба, которая связывала меня с его Матерью[610], и потому я могу сказать, что все мое существо было омрачено горем, подробности которого невозможно исчислить. Простите, что так долго пишу Вам о предмете, который касается меня лично, в то время как мне надобно поговорить с Вами о данном мне поручении, что заставит меня просить еще несколько минут Вашего внимания.