Александр III. Истоки русскости

А вот Вильгельм, кажется, не только признавал величественную твердость императора России, но и уважал ее и даже немало пленялся образом его правления и поведением. А порой и не стеснялся показать своё уважение, граничащее с преклонением. Было ли это преклонением? Было ли это рассчитанным ложным низкопоклонством неразборчивого в средствах политика, или это были поступки, вызванные искренним опасением решительных действий России? Этого мы не знаем. Но знаем, что Александр III на такую внимательную предупредительность никак не реагировал, принимал такие моменты как должное по отношению к нему как правителю величайшей в мире империи.

Может быть, наиболее яркий подобный случай произошел однажды на маневрах, в которых как гость принимал участие германский император. Садясь в повозку, Александр III обронил свою шинель, до того накинутую на плечи, и она упала на землю. Всё это было на виду у парадно построенных войск, Вильгельм выскочил из своей коляски, демонстративно поднял шинель и накинул её на царские плечи. Это, конечно, всеми было замечено, и многим послужило поводом для искреннего восхищения любезной расторопностью гостя. Был ли с его стороны мгновенно рассчитанный ход или же он искренне подчеркнул первостепенную значимость российского монарха в любом европейском сообществе? Мы не ответим на этот вопрос, но отметим, что русский царь отнюдь не рассыпался в ответных любезностях, а проявил спокойное благородное достоинство.

И в отношениях с Вильгельмом так было всегда. Русский император спокойно подчеркивал первостепенную значимость России в любых контактах с германскими политиками. Особенно ярко это проявилось при подготовке встречи императоров в Киле. Тогда Вильгельм выдвинул ряд своих условий встречи, которые Александр III расценил как принижающие достоинство России и сказал, что если германцы не согласятся на русские условия встречи, то такой встречи и вовсе не будет. Вильгельм поспешил согласиться. (Никакие любезности Вильгельма не обманывали Александра III, но они впоследствии совершенно позволили усыпить бдительность его сына, императора Николая II…)

Спокойное достоинство – это важное правительное качество он постоянно и проявлял в европейской политике, всегда заявляя себя непременным сторонником спокойного достоинства в мировых делах, совершенно отрицающего суету, нервозность и спешность.

Но такое спокойное достоинство всегда граничило с жесткой готовностью отрезвить слишком зарвавшихся оппонентов. Так широко известен случай, когда австрийский посол несдержанно пригрозил царю, что его империя для поддержания своих действий может придвинуть к русской границе не менее двух или даже трех отлично подготовленных армейских корпусов. Царь не удостоил посла дипломатичным ответом. Он взял со стола большую серебряную вилку, скрутил её в штопор и бросил послу со словами: «Вот я что сделаю с вашими корпусами!»

…И этот случай с «корпусами», и вся политика двух немецких империй давали ясно понять, что «пруссаки» уже дерзко бряцают оружием и готовятся к решительным шагам по пределу Европы и всего мира. Да и промышленность Германии бурно развивалась и становилась всё более опасной для соседей как доминирующая экономическая сила. Русский император сознавал необходимость защиты не только российских территорий, но и её ещё очень молодой, и ещё слабой промышленности.

Об этом мы полней скажем в главе, посвященной экономическому развитию страны. А сейчас лишь отметим, что царь и его ближайшее окружение пришли к мысли о необходимости пересмотра своих международных отношений и к поиску союзников против всё усиливающейся и всё более дерзостной Германии. Таким союзником могла быть Франция, до этого «пруссаками» совершенно разгромленная и буквально поставленная на колени.

Но! Но союз или, по крайней мере, сближение консервативной монархии с республиканской Францией?! Могла ли такое представить себе Европа. Могла ли представить это себе русская аристократия?! И мог ли на это пойти сам глубоко самодержавный правитель России? Мог. И пошел на это, ясно предвидя близящуюся опасность со стороны «пруссаков» и насущную необходимость создания в Европе сильного противовеса против немецкой опасности.

Как восприняла такое сближение с Францией российская интеллигенция? Неоднозначно. А вот вся Франции впала в полный восторг! Граф Игнатьев говорил об этом: «Живущая воспоминаниями о разгроме немцами в 1870 году Франция видела в России свою спасительницу. Вот почему прием русской эскадры адмирала Авелара в Тулоне, первый приезд Александра III во Францию, грандиозный, ставший историческим парад в его честь. Все эти события медового месяца франко-русской дружбы врезались в память целых поколений, и воспоминания о них дожили до моих дней. Французский генералитет, рассказывая об этом, захлебывался от восторга».

И та память, и тот восторг жили и гораздо дольше. До сих дней один из лучших мостов Парижа в память союзного договора 1896 года носит имя императора Александра III.