Александр Иванович ГУЧКОВЪ и Великая русская революция

Судя по этим письмам и оценкам, Александра Федоровна была женщиной прозорливой и верно понимала подлинную роль многих политических деятелей. Если бы государь тогда послушал свою супругу, но увы…

Не менее странным в то время было и карьерное продвижение генерала В. Гурко, старого приятеля А. И. Гучкова со времен англо-бурской войны, который был членом «кружка» Гучкова еще в Государственной Думе. Тем не менее «…вчера я принимал Гурко, имел с ним серьезный разговор… Слава Богу, он, кажется, как раз такой человек, в каком я нуждался…» (17 августа 1916 года)459 — писал Николай II своей супруге.

Более того, практически в самый ответственный момент Николай II именно В. Гурко назначает временным начальником штаба вместо заболевшего генерала Алексеева, что в дальнейшем также сыграло свою роковую роль.

«На мое имя была получена телеграмма, причем даже незашифрованная, за подписью „Николай“. В ней говорилось, что ввиду болезни Алексеева, который нуждается в длительном отдыхе, его величество избрал меня для исполнения par interim обязанностей начальника штаба Верховного главнокомандующего»460, — вспоминал сам В. Гурко.

Вообще о роли В. Гурко надо сказать несколько подробней. Со стороны Николая II в его адрес также были подозрения о связях с А. И. Гучковым. Сам же генерал Гурко так объяснял императору свои взаимоотношения с Александром Ивановичем: «Изложив все это императору, я добавил относительно моих нынешних отношений с Гучковым, что имел случай видеться с ним в 1915 году на фронте, куда он приезжал в качестве главноуполномоченного Красного Креста.

Однако во время моего последнего приезда в Петроград сам Гучков, понимая, как видно, что его имя ассоциируется с явной оппозицией правительству, не только счел необходимым не приглашать меня к себе домой, но даже не навестил в гостинице. За все время, что я пробыл в столице, мы виделись с ним всего один раз и то — на нейтральной территории, у кого-то дома»461.

Несмотря на то, что В. Гурко не так уж и долго занимал временно пост вместо генерала Алексеева, тем не менее этого времени хватило, чтобы принять одно из «роковых» решений для царской власти. Речь идет о направлении в Петроград кавалерийских воинских частей. Позднее в своих воспоминаниях, В. Гурко написал, что осознавал всю ненадежность петроградского гарнизона, все же под «несерьезным предлогом» он не исполнил императорского поручения. «Совершенно ясно, что правительство не могло рассчитывать на надежность петроградского гарнизона, хотя его численность была тогда необычно высока и достигала 160 тысяч человек. В мирное время столичный гарнизон никогда не доходил даже до 40 тысяч. Однажды император, как видно по просьбе Протопопова, распорядился направить на отдых в Петроград две конные дивизии, включая одну гвардейскую и Особой армии. Справившись у командующего войсками округа генерала Хабалова, я выяснил, что в городе нет места для расквартирования даже одного кавалерийского полка, не говоря уже о двух дивизиях»462.

Что это было? Халатность? Недооценили ситуацию или все-таки расчёт? Очень сомнительно, что В. Гурко не осознавал серьезности ситуации, а его доводы об отсутствии места вряд ли можно воспринять всерьез.

Контр-адмирал А. Бубнов по этому поводу отмечал: «Ссылка на переполненные казармы, когда речь шла о столь важном вопросе, как усиление столичного гарнизона, не может рассматриваться иначе, как совершенно несостоятельная отговорка. Мало ли было в Петрограде разных других помещений, кроме казарм, в которых могли быть помещены войска, посланные с фронта; да, наконец, можно было, если бы это понадобилось, произвести некоторые „уплотнения“ населения, которое до сих пор ни в какой еще мере не испытывало на себе неудобства войны»463.

В армии же была еще одна особенность: уничтожили старую систему, позволявшую следить за умонастроениями в действующих частях. И по сути дела, власть сама себя лишила правдивой информации о действительной ситуации в армии. «…Джунковский… еще в 1913 году добился высочайшего утверждения циркуляра, запрещавшего всем политическим розыскным органам иметь внутреннюю агентуру в войсках и в среднеучебных заведениях, а значит, и наблюдению за политическими настроениями армии и средней школы…»464 — отмечал генерал Глобачев. Далее он констатировал: «…Ни охранным отделениям, ни департаменту полиции со времени Джунковского не разрешалось ввести агентуру в войска, и потому в наших донесениях Протопопов не мог иметь освещения настроений в войсках»465.

Даже когда полицейские чины пытались довести объективную информацию до своего руководства, до министра Протопопова, она не достигала своего результата: «…Протопопов ничего не докладывал государыне о серьезном политическом положении в России, и в частности в Петрограде, и она считала до самого переворота, что все обстоит благополучно…»466