Александр Лукашенко: политический портрет

Поскольку запущенный механизм репрессий имеет большую силу инерции и свою собственную логику, то время от времени грубая сила начинает преобладать над политическим расчетом. Ибо политика, осно­ванная на принципе «душить все, что шевелится», на каком-то этапе начи­нает становиться бессмысленной, репрессивная машина действует с тупой методичностью, не задумываясь над смыслом собственных действий. Она не только не решает поставленную задачу (запугать несогласных), но дает обратный эффект, приносит властям больше вреда, чем пользы. Какой практический смысл задерживать оппозиционных активистов, собравших­ся на Крапивенском поле, вдали от людских глаз, праздновать годовщину Оршанской битвы? Зачем спецназу врываться на спектакль «Свободного театра», захватывать свыше 50 участников, включая театральных деятелей из Франции, что сопровождалось громким международным скандалом?

Руководители и рядовые исполнители всех силовых структур пре­красно усвоили истину, что наказать могут за либерализм, недостаточное рвение при «зачистке» территории политического противника. Но никто и никогда не был обвинен в чрезмерном усердии при арестах, избиениях, су­дебных наказаниях представителей оппозиции. Простая истина, что луч­ше перегнуть, чем недогнуть, глубоко вошла в подкорку всех сотрудников спецслужб и правоохранительных органов. Плюс полная безнаказанность. В результате время от времени возникают ситуации, когда «услужливый дурак опаснее врага».

В 2008 году Лукашенко впервые проинформировал общественность о политическом торге с западными государствами по вопросу освобождения из колоний политзаключенных. Таким образом, было официально признано наличие в Беларуси политических узников. Хоть президент сопроводил этот термин словами «так называемые», тем не менее, он кон­статирован этот прискорбный факт.

Считалось, что после ГУЛАГа, Куропат, всех разоблачений стали­низма невозможно представить, чтобы за политические убеждения и де­ятельность людей снова лишали свободы. Лукашенко постепенно, шаг за шагом переступал через это моральное табу, приучил общество к такому экзотическому явлению для страны, находящейся в центре Европы в XXI веке.

В первое время политических заключенных обвиняли в экономичес­ких преступлениях (А. Климов, М. Чигирь), а потом перестали стесняться. После принятия соответствующего законодательства противников властей начали судить на основании «политических» статей: за оскорбление чести и достоинства президента (Н. Маркевич, В. Левоневский, Е. Садовская), за организацию уличных акций (Н. Статкевич, П. Северинец, А. Козулин, A. Ким), за деятельность от имени незарегистрированной организации (Н. Астрейко, Т. Дранчук, Д. Дашкевич).

И с самого начала политзаключенные оппозиционеры оказались в роли заложников, за которых требуют выкуп. Как когда-то в ГДР ком­мунистический режим Э. Хонеккера продавал заключенных диссидентов Западной Германии штуками по твердому тарифу. И если в криминальном мире за заложников требуют денежный выкуп, то в мире политики дик­таторские режимы хотят за них получить экономические и политические дивиденды.

Традиция политического заложничества появилась в Беларуси со времени «посадки» П. Шеремета, когда официальный Минск вел с Крем­лем упорный торг по поводу того, на каких условиях отпустить журна­листа. В 2008 году Лукашенко для размораживания отношений с Западом освободил шестерых политзаключенных.

Вообще против политических оппонентов, которые представляют опасность для режима, иногда применяются уголовные методы расправы, например, избиение «неизвестными». Практикуется внесудебная конфис­кация компьютеров, а с 2010 года - денег и ювелирных изделий, найден­ных во время обыска в квартире. Осуществляются другие виды жесткого прессинга. Вот сюжет из выступления в Палате представителей депутата B. Фролова, который намеревался баллотироваться на пост президента: «Я два дня ночевал у знакомых в Витебске. Потом всю эту семью приглашали в КГБ: спрашивали, какую агитацию я вел, с кем встречался. Пять дней я отдыхал на Нарочи. После моего отъезда чуть ли не вся деревня давала показания о том, с кем я встречался, что делал, о чем говорил». Позже генерала В. Фролова жестоко избили «неизвестные» в подъезде его дома.

Важно отметить, что жесткое давление властей ощущает не все общество, а только небольшая его часть: активисты оппозиции либо те граж­дане, которые решились на открытый протест. Власти стремятся скрыть от общества масштабы репрессий, делают их точечными. Об этом ничего не сообщают государственные СМИ. Все чаще судебные процессы по «по­литическим» статьям делают закрытыми, причем без объяснения причин. А скрывать есть что. Давать 1,5 года (как Д. Дашкевичу) или 2 года (как Н. Астрейко и Т. Дранчуку) колонии за участие в деятельности незарегистрированной организации, которая не принесла обществу никакого ущерба, - это нонсенс с точки зрения обыденного сознания.