Александр Островский

А рядом – строго логический, блестяще последовательный ум Добролюбова, согретый заботой о людях забитых и необеспеченных, жаждущий справедливости в мире и находящий ее на путях социальных перемен и материального прогресса; объективный, тонкий, увлеченный исследователь отражения реальной жизни в литературе, чуждый всего загадочного и смутного; яркий защитник равенства, молодой ниспровергатель исторического старья, талантливый спорщик и энергический публицист; просветитель, ненавидящий дикость и рабство и революционные выводы ставящий в связь с европейским уровнем сознания, просвещением народа.

…По Расстанной улице былого Петербурга идешь на тихое, когда-то окраинное Волково кладбище. «Литераторские мостки»… Здесь, на бывших «местах для бедных», похоронен Добролюбов. А всего в десяти шагах от его могилы – скромное надгробие Аполлона Григорьева.

Мирно спят рядом вчерашние яростные спорщики и антагонисты. Но не только вечный покой с его безразличием к страстям иного века соединил их на литературном погосте. Сейчас, из дали времен, яснее стало, что у них больше общего, чем они о том сами догадывались.

Талант, стремление к правде, вера в народ – есть сила животворящая в людях разных вкусов и убеждений. Потомство не сглаживает их рознь, но мирит вниманием великие души. И оттого, как бы ни спорили между собой современники, Достоевский не менее близок эпохе, чем Чернышевский, а Толстой необходим так же, как Щедрин.

Смелые и великодушные слова Герцена о славянофилах: «Да, мы были противниками их, но очень странными. У нас была одна любовь, но неодинакая… И мы, как Янус или как двуглавый орел, смотрели в разные стороны, в то время как сердце билось одно»[498].

Споры, доходившие до яростного размежевания, раскаленные докрасна, – и с обеих сторон одна забота: о России на перепутье, о народе, о путях разума.

Разные идеи и аргументы, полярные выводы. Но одно великое сердце у русской литературы XIX века. И у большой критики.

Человеку насущно знать: как бороться за свои социальные права, установить справедливость в обществе, устроить счастье для себя и своих детей еще в нынешнем или ближайшем дне. Но так же свойственно ему не останавливаться на целях насущных и частных, а заглядывать в отдаленное будущее и даже перескакивать воображением конкретные пути к нему, мечтать, воодушевляться грезой, жаждать идеала и выискивать его предвестья в поэзии, философии, чувстве прекрасного…

Вот почему нужны нам и Добролюбов и Аполлон Григорьев. Не только как случайные спутники в биографии Островского, но как люди, помогающие и через сто лет понять природу его искусства.

Мартынов и Александринка

10 марта 1859 года было в литературном кругу в Петербурге событие: в большом зале ресторана Дюссо чествовали обедом актера Мартынова.

Это случилось в «эпоху обедов», и, собственно, необычными были здесь две вещи: первое, что у Дюссо сошлась на этот раз едва ль не вся по тому времени русская литература – Толстой, Гончаров, Тургенев, Островский, Писемский, Салтыков, Некрасов, Чернышевский, Добролюбов, Курочкин, Григорович и украинский гость – поэт Шевченко. Второе, что заметного повода к такому торжеству не было – ни круглой даты, ни юбилея. Мартынову объяснили, что обед устраивается по случаю его скорого отъезда за границу для лечения и отдыха. А кто говорил – в благодарность за его игру в новой роли – Боярышникова в комедии Чернышева «Не в деньгах счастье».

Словом, решили чествовать, а причину придумывали задним числом[499].

Потом оказалось, что в затее этой была мудрая предусмотрительность. До юбилея своего Мартынов не дожил, а слова великой признательности услыхать успел. И то, что обед был устроен как бы без повода, и не театральной дирекцией, не актерами даже, а лучшими людьми русской литературы, сделало его событием.

Разнесли шампанское. Дружинин поднес Мартынову альбом с фотографиями всех присутствующих и адресом, ими подписанным. Некрасов прочел посвященные артисту стихи:

Со славою прошел ты полдороги,
Полпоприща ты доблестно свершил.
Мы молим одного: чтоб даровали боги
Тебе надолго крепость сил…
Чтоб в старости былое вспоминая,
Могли мы повторять смеясь:
А помнишь ли, гурьба какая
На этот праздник собралась?..[500]

На обеде присутствовали почти все сотрудники «Современника». Собрались «гурьбою» в тайной надежде преодолеть начавшийся раскол. «Свободную семью людей свободных Мартынов вкруг себя в тот день соединил», – еще раз пытался закрепить стихами этот союз Некрасов.