Александр у края света

История действительно леденила кровь. Три высших офицера, друзей детства, названных братьев Александра, взращенных с ним вместе под сенью миезских деревьев, замыслили убить его и разделить империю между собой. С этой целью они совратили других трех: Каллисфена, который, пользуясь своей библиотекой, узнал все о ядах и отравлении, пчеловода, который добыл отравленный мед, и Пифона, который направлял все их действия. К счастью, они совершили фатальную ошибку, доверившись мужу верному и честному, который, невзирая на дружеские узы, связывающие его со всеми троими, и не колеблясь ни секунды, открыл их злонамеренные замыслы царю.

Брат, все боятся смерти; я же, стоя перед трибуналом и слушая все это, понял, что есть вещи похуже. Часть меня желала, чтобы Пифон повернулся и сказал: это был он, это его идея — честно скажу, если бы он так поступил, я бы тут же признался во всем. Я был напуган до усрачки и мне было до того стыдно, что я не мог пошевелиться. Пифон даже не посмотрел в мою сторону.

Скиф кринул: Эвдемон, скажи им, что это не правда, скажи им, что я никогда даже не видел отравленного меда, но я притворился, что меня здесь нет. Каллисфен же время от времени бросал на меня растерянный взгляд, и только. Разумеется, их признали виновными. Затем стало очень тихо, и Александр поднялся, чтобы огласить приговор.

Сюрприза не получилось: смерть от веревки всем шестерым, приговор привести в исполнение тотчас же. Скиф и один из македонцев принялись визжать и пинаться; стражники огрели их по голове и уволокли прочь. Остальные четверо пошли сами, и больше я никого из них не видел. Живыми, во всяком случае; не увидеть их мертвыми было затруднительно, поскольку их головы насадили на пики и выставили по углам плаца, как обычно. Я ушел оттуда, как только это стало безопасно, и не медлил, но кто-то погнался за мной. Это был один из этих проклятых стражников.

Ну вот и все, подумал я, но парень только всучил мне венок и маленький бронзовый треножник.

— Александр сказал, ты забыл их забрать, — сказал он. — Так ведь?

Я поблагодарил его, взял венок и треножник и пошел в палатку. Кто-то побывал здесь и изъял листья, и это был удар; впрочем, вина было вдосталь, по крайней мере, когда я к нему приступил. Позже его стало сильно меньше. Я бросил венок в огонь, но листья лавра, как выяснилось, не имели ощутимой целительной силы.

Затем мы долгое время шли маршем и сразились в битве. Мы победили. Я сказал «мы».

Во время битвы я пребывал в полной боевой готовности.

Никаких пчел мне так и не доставили. Возможно, у службе снабжения возникли какие-то затруднения; писец в отделе закупок не заполнил необходимое требование, или же требование заполнили, но печать ляпнули вверху страницы, а не внизу. Что-то в таком духе. В любом случае, это ничего не значило; в ознаменование моей роли в раскрытии заговора я был продвинут по службе и стал первым адъютантом Начальника Службы Контрподкопов и награжден кричаще-красным кушаком. Поскольку к этому моменту Отдел Пчел состоял из меня и старика-скифа, который сильно сдал с того дня, как был убит его друг, отдел слили с департаментом Скота и Припасов и больше о нем не вспоминали. Мне было абсолютно нечем заняться, кроме как разъезжать верхом, пока армия на марше, и торчать в палатке на случай ничтожной вероятности, что я понадоблюсь на военном совете. Я просил о переводе обратно в легкую пехоту, но командующий ею македонец заявил мне, что не может удовлетворить мой запрос, пока он не будет завизирован моим непосредственным начальником. Когда я объяснил, что у меня нет непосредственного начальника, поскольку Службы Контрподкопов не существует в природе, мне было сказано: нет начальника — нет подписи, нет подписи — нет перевода. Я пытался растолковать ему, что из этого следует: я получаю жалование и прожираю пайку, не делая взамен вообще ничего.

— Ну разве ты не счастливчик? — ответил он и приказал проваливать.