Александр Великий. Мечта о братстве народов

Отговорить его было невозможно, и по его желанию было воздвигнуто высокое сооружение из благородных пород дерева: кедра, лавра, кипариса, мирта. Македоняне дали ему сопровождение: конницу, слонов, отряд трубачей и собрались в великом множестве вокруг места, где скоро должен был запылать погребальный костер. Калан раздал ковры, золотые сосуды, крашеные меха, которыми македоняне украсили это печальное место, подарил кому-то пурпурную мантию, в которую его завернули, и белого скакуна, полученного им из царской конюшни.

Он обнял друзей и крикнул воинам: «Пейте, пейте, пейте, празднуйте мой уход!» Правда, это не совсем отвечало духу учения его братьев-брахманов, исповедовавших самоотречение и отказ от всех земных радостей. Он поднялся по лестнице и возлег на ложе, увитое розами. Последние его слова были обращены к Лисимаху, преданному ему полководцу: «Скажи своему царю, что я буду ждать его в Вавилоне». Он подал знак зажигать огонь, вытянулся и застыл. Как с удивлением сообщили очевидцы, он не пошевелился даже, когда языки пламени добрались до него, а затем пламя охватило все ложе.

Александр, не пожелавший присутствовать при этом зрелище, сказал Гефестиону: «Он победил более сильных врагов, чем ты, — боль и смерть». Лисимах не осмелился передать царю устное послание индийца, потому что многие увидели в нем дурное предзнаменование. Появился Аристандр, не знающий усталости ясновидящий, как всегда со своим коршуном, который тотчас же начал кружить над костром.

Последнее желание Калана все исполнили с радостью — даже устроили соревнование, в котором награду должен был получить тот, кто выпьет больше всех неразбавленного вина. Пиршества в палатках продолжались с вечерней до утренней зари. При каждом звуке трубы нужно было поднять кубок, увитый плющом, и осушить во славу Диониса. В ту же ночь от последствий такого геройства под столами скончались 40 солдат Александра. Победил некий Промах, выпивший четыре хои (около тринадцати литров). Он с гордостью возложил на свою голову обещанный золотой венок стоимостью в один талант (около 25 тысяч немецких марок), пошел в свою палатку и лег спать. Проснулся он в Аиде.

Сам Александр принял участие в этом соревновании, но конкуренции не выдержал. Он пил больше, чем когда бы то ни было — дни и ночи. Некоторые из его биографов пришли к выводу, что он, по-видимому, был алкоголиком. Они вынесли приговор, остававшийся в силе долгие годы. Школьники от Тебриза до Шираза и сегодня еще читают в учебниках, что Александр был «пьяницей и варваром». Большинство же наших источников осторожно предполагают, что в становлении характера царя произошел своего рода надлом, когда он после смерти Дария унаследовал империю Ахеменидов.

«Привыкший скорее к тяготам войны, чем к праздности и лени, он с головой бросился в удовольствия, и пороки одолели его, царя, которого не могло одолеть персидское оружие. Теперь он хотел, чтобы его не только называли сыном Зевса, но и считали таковым, как будто мыслям можно приказывать так же, как языкам. Все больше перенимал он чужие нравы и обычаи, словно считал их лучше своих. Тем самым он настолько оскорблял души и зрение своих соотечественников, что даже его друзья начали считать его врагом. Провидение меняет характер человека по своему усмотрению, и так редко кто-то ценит свое счастье», — замечал Курций Руф.

Другие авторы говорят о том, что он, единственный из властителей, которому было не чуждо милосердие, с тех пор не помышлял о сострадании, а проявлял жестокость там, где бы раньше простил; все больше и больше он становился другим.

Но о деформации характера Александра говорить, пожалуй, еще преждевременно. Конечно, он стал меньше доверять окружающим, даже своим давним друзьям. Теперь он гораздо охотнее прислушивался к alexandrokolakes, как презрительно называли его подхалимов, чем к тем, кто открыто говорил правду. Но то, что он разительно отличался от юноши, когда-то переходившего Геллеспонт, было в порядке вещей. Многое изолировало его от окружающих: тяжелый груз управления империей, который он взвалил на свои плечи, непосильные задачи, которые он поставил перед собой, нудная повседневная рутина, от которой никуда не денешься, а главное — сознание того, что на чужбине он может положиться только на себя. Шекспир назвал это «одиночеством царей». Александр же был одинок вдвойне, потому что самые близкие люди не могли понять, чего он хочет и почему поступает именно таким образом. При этом уравнивание персов с македонянами и греками, набор в войско иранских солдат, произведение воинов из числа местных жителей в военачальники высокого ранга, заимствование самим Александром нравов и обычаев новой страны являлись лишь его первыми шагами на пути к достижению своей цели. Эта цель была подобна мечте — мечте, которой предстояло изменить мир. Александр был мечтателем.

Слияние народов