Александр Великий. Мечта о братстве народов

Уже на следующий день злодей Павсаний был схвачен. Пробираясь через виноградник, он, слава Дионису, зацепился ногой за длинную вьющуюся лозу и свалился с лошади. Александр распорядился допросить его и подвергнуть пыткам. Тот молчал. Его прибили железными скобами к позорному столбу. Это наказание означало долгую мучительную смерть.

Павсания, как утверждают, подговорили совершить убийство, приведя аргумент: «Знаменитым становятся, убив знаменитого». В мировой истории есть тому примеры. Говоря о Цезаре, называют Брута и Кассия, вспоминая Авраама Линкольна, не обходят Джона Уилкса Бута. В одном ряду неразрывно связанных между собой имен Франца Фердинанда и Гаврилы Принципа, Махатмы Ганди и Нахурама Годзе, Роберта Кеннеди и Сирхан Сирхана называют Филиппа II и Павсания.

И вот на трагической сцене появляется Олимпиада — стремительно, словно принесенная на крыльях Зефира. Из добровольной ссылки она примчалась сюда со своими всадниками. Как гласит греческая молва, она поцеловала кинжал, пронзивший Филиппа, и украсила цветами висящий на столбе труп Павсания. Слухи и сплетни поползли по Греции. Вполне возможно, что она насыпала могильный курган и принесла жертвы в благодарность богам. Известно и то, что она намеревалась сделать в первую очередь после прибытия в Пеллу.

Она послала одного из телохранителей в дом Клеопатры, поручив передать ей сосуд с ядом, кинжал и пояс. Это означало: «Разрешаю выбрать смерть». Вдова царя Филиппа повесилась на поясе в своей опочивальне. Прежде чем покинуть дом, стражник задушил спящую в своей постели маленькую дочь Клеопатры — бессмысленный поступок, потому что Клеопатра не представляла отныне никакой опасности, а ее дочь не могла занять македонский трон. Однако ненависть Олимпиады, этой демонической женщины, которую, за исключением сына, никто не любил, но все боялись, была так же неукротима, как и ее жажда мщения. Античные авторы изображали ее великодушной и жестокой, страстной и холодной, сердечной и беспощадной, прекрасной, как Наяда, и смертельно опасной, как волчица.

Историки ставят ее в один ряд с Хатшепсут, Аспасией, Клеопатрой, Ливией, Феодорой, считая одной из величайших женщин древности. Если дело касалось спасения сына от явных и скрытых врагов, ее ничто не страшило. Она словно преодолевала тысячи миль, своими посланиями незримо направляя его шаги и влияя на его решения.

«Мать, мне приходится слишком дорого платить за девятимесячное пребывание в твоем чреве», — писал он ей однажды из далекого Персеполя, когда ему надоели ее постоянные предостережения.

Александр поспешил созвать македонское войсковое собрание. Армия обладала определенными суверенными правами, и прежде всего правом признать претендента на корону законным царем. Таким образом, при выборе царя короной распоряжалась армия, представлявшая народ, а договор между народом и правителем нужно было заключать заново. Об автоматическом наследовании не могло быть и речи. Солдаты, не колеблясь, под руководством опытных военачальников избрали человека, который в битве при Херонее проявил свою доблесть. С ним они ожидали новых побед, жаждали славы и — не в последнюю очередь — богатых трофеев. Под воинственные возгласы они били мечами о бронзовые щиты и провозгласили его новым царем. Воины приносили жертвы богам, давали обет верности Александру и клялись, что земля окропится кровью всякого, кто нарушит клятву, что смерть не пощадит и его детей, а жены отступников будут обесчещены врагом.

Александр III (так его теперь звали) сказал в своей тронной речи, что «другим будет только имя царя, но власть македонян, порядок вещей, надежда на завоевания останутся неизменными». Неизменной осталась и обязанность граждан нести службу в армии, однако он освободил служивших от пошлин и налогов.

В то время как шло войсковое собрание, для его отца в роще сооружался погребальный костер и началось строительство гробницы. На другой день над телом Филиппа взметнулось пламя. С ним были сожжены и два его любимых коня. Обугленные кости вымыли в смешанном с тимьяном вине, обернули в пурпур и положили в окованный золотом ларец. Так отправились к богам и оба героя «Илиады» — Патрокл и Гектор. Безграничное восхищение Александра эпосом Гомера, принимавшее иногда форму навязчивой идеи, проявилось даже в обряде погребения. Не случайно Ахилла причисляли к его предкам.

Пара поножей, металлические латы, золотой колчан, серебряная с позолотой диадема и мечи были положены в могилу. Эти доспехи и оружие, исчезавшие вместе с мертвым под высоким холмом, больше никогда не увидят дневного света. Во всяком случае, считалось, что гробница Филиппа II безвозвратно утрачена. Только спустя два с половиной тысячелетия об археологической сенсации, подобной сенсации Шлимана в Трое, заговорили заголовки мировой прессы: «Обнаружено место погребения царя Македонии!»