Александр Зиновьев. Прометей отвергнутый

Но, конечно, самой главной была встреча со страной, с Москвой. Он ходил по улицам этого великого города, такого родного и чуждого, с болью наблюдал за всеобщим развалом. Ничего, кроме слёз и ругательств, у него не было. Повсюду грязь, нищета, убогость. И наглая нахрапистость «новых русских» всех племён и народов. О плачевном положении простых людей он знал и до визита в Москву, но увиденное всё равно потрясло. «Я до этой поездки имел практически неограниченную информацию о ситуации в России и имел свою концепцию того, что там происходит, — рассказывал он корреспонденту „Радио Франс Интернасьональ“ Ольге Минц. — И с этой точки зрения я не увидел там ничего для меня нового. Однако непосредственное соприкосновение с реальностью произвело на меня сильнейшее впечатление, и впечатление удручающее, впечатление разрухи — разрушающиеся дома, люди, разрушающиеся или уже разрушившиеся идейно-психологически. Затем, впечатление страны оккупированной: иностранные вывески, киоски с иностранными товарами, в основном алкогольными, „Макдоналдс“, масса людей на улицах — иностранцы, выходцы из южных и азиатских республик. В общем, впечатление чужого мира, который я, так сказать, мог допустить теоретически, но практически я с этим примириться никак не могу»[728].

Ещё более резко он высказался о своих впечатлениях в письме Зальцбергу: «Я был в Москве неделю. Положение там хуже, чем я предполагал. Главное — обнаружилось, что наш народ есть сборище дураков, завистников, пошляков, трусов, предателей, мещан и т. п. и т. д. Одним словом, как говорил один мой литературный герой:

Развеялся истории туман.
И с удивленьем замечаю, что теперь я
На прошедший пламенный обман
Променял б холодное неверие.
Одним словом, комедия окончена»[729]

.

Уж точно, было не до смеха. Впереди маячили кровавые события октября 1993-го.

Но он не умел сдаваться. Идеи и оценки, высказанные им на «круглом столе» в Академии наук, опубликованные на страницах «Рабочей трибуны» и «Правды» и озвученные им в часовом телеинтервью с А. Боровиком для передачи «Совершенно секретно», которая вышла на канале «Россия» 31 июля, легли в основу всей его последующей публицистической битвы — за родину, за народ, за их историческую судьбу.

Его публицистика 1990-х совмещает в себе просветительский и агитационный пафос. Он разъясняет соотечественникам азы социологии и одновременно призывает их к активному действию. Даёт в руки инструмент понимания и требует ответственности. Учит и зовёт в бой.

В свой Олифан трубит Роланд с трудом.
Превозмогает он тоску и боль.
Стекает с губ его густая кровь,
С натуги лопнул у него висок.
Разнёсся зов на много миль кругом.

Программным стало интервью «Целились в коммунизм, а попали в Россию», данное Петру Паламарчуку в Мюнхене в октябре 1993 года в дни заключительного акта русской контрреволюции. Он тогда буквально рвался в Москву, чтобы с оружием в руках отстаивать независимость России. «Проблема „за что“ передо мной раньше вообще не вставала, — говорил он. — Я не собирался бороться не только за смену социального строя России, но даже за его улучшение. Я сознательно отстранился от всего этого, сделав главным моё личное усовершенствование в соответствии с тем идеалом человека, который выработал для себя. Теперь положение изменилось. Сейчас у меня появилось вполне конкретное „за что“: сохранить Россию как независимую и великую державу, сохранить русский народ от уничтожения. Поэтому я приветствую всякое сопротивление той политике развала страны и превращения её в задворки Запада, какую проводило горбачевское и теперь проводит ельцинское руководство. <…>

Запад настолько прочно взял установку на разрушение страны, а власть так цепко ухватили нравственные подонки и умственные дураки, что вряд ли в ближайшие годы или даже десятилетия что-то подымется. Народ просто-напросто уничтожен, растерзан. Я очень бы хотел ошибиться. Но выхода не вижу. Допустим, окажись я сейчас дома — выбрал бы для себя путь, с которого начинал жизнь мальчишкой: мстить. Причём любыми способами. Мстить тем, кто довёл страну до такого поражения»[730].

Интервью появилось в декабре 1993 года во втором номере газеты «Завтра», которая стала выходить вместо запрещённой после октябрьского разгрома оппозиции газеты «День». Это был его осознанный выбор. Со страниц этой газеты он будет неоднократно выступать с жёсткими заявлениями и характеристиками событий и лиц.

То, что он всегда говорил убедительно и аргументированно, с установкой на научное объективное осмысление действительности, вызывало у его противников острую неприязнь. Своё интеллектуальное бессилие они пытались компенсировать административными средствами.