Александра

Вот ведь какая трагедия, читатель. Не только Настенька ничего не знала и не понимала, но и правительство, и Политбюро. Мне самому доводилось читать в книгах американских писателей о том, что в США служба безопасности настолько широко и внимательно следит за каждым человеком, что стоит ему хоть раз по малейшему поводу оказаться в полицейском участке или любой другой серьёзной государственной конторе, как его имя со всеми подробностями заносится в компьютерную картотеку, и, уж попади он вторично в любом месте страны, обязательно найдутся и его первые данные. Думаю, правда, что и советское КГБ работало не хуже в этом отношении. Но вот ведь какой ляп получился. В столицу республики введены войска, произошли столкновения с народом, а никто не может ответить не только на вопрос, чью команду выполняли войска, но и кто кого бил: войска народ или какие-то подставные люди под видом солдат армии в целях провокации. Так что простим Настеньке то, что она, слушая митингующих ораторов, никак не могла разобраться, кто прав, кто виноват, и верила больше не разуму, который мог опираться на точные факты (а у Настеньки их не было), но больше на эмоции и интуицию, которая, увы, может и обмануть.

И какие же люди выступали на митинге!

Слово взял академик Сахаров. Он тоже говорит о национальных проблемах. Тоже желает предстоящему съезду стать политической силой в стране. Тоже переживает по поводу распространения власти мафии.

Затем какой-то Бабкин говорит о том, что в Пекине сейчас идёт революция. Призывает поддержать бастующих китайских студентов. Но уверен, что без Горбачёва ничего сделать нельзя.

Его слова площадь принимает без восторга. Зато аплодируют представителям Прибалтики, говорящим о стравливании народов СССР между собой, о том, что в их республиках идёт народно-освободительная борьба за самоопределение, которую поддерживают академик Сахаров и поэт Андрей Вознесенский.

«А будет ли выступать здесь сам Вознесенский? — подумала Настенька. — Любопытно было бы послушать его». Но поэты в тот день не выступали. Кто-то говорил о необходимости превратить съезд в учредительное собрание, кто-то требовал выступить в защиту карабахского комитета, которого недавно арестовали, кто-то заявлял, что путь вперёд не означает ещё пути к демократии.

С большим неудовольствием Настенька услыхала, что у микрофона Юрий Черниченко. Она вспомнила рассказ Володи о том, как сотрудники института «Магарач» пытались связаться с автором нашумевшей статьи о вырубке виноградников, чтобы объяснить истинное положение вещей, и как он отказался от встречи с ними, заявив по телефону, что тема для него уже закрыта, и заниматься он ею больше не намерен. То есть правду слушать не желал. Сейчас Черниченко опять говорил о сельском хозяйстве, но с политической подоплёкой:

— Есть народы, у которых нет своей земли. Это, например, евреи, крымские татары. Но и у русских, украинцев нет своей земли. Аппарат командует, что и как сеять. Но командует бездарно. Нам всё трудней и трудней прокормить себя.

«Это всё болтовня, — говорила сама себе Настенька в ответ на выступление Черниченко. — Володя рассказывал о Голодриге. Десять лет тот командовал Всесоюзным институтом и фактически руководил направлениями всей отрасли винограда. Какие указания давала ему партия? Увеличивать урожайность винограда. Так это и правильно. А где сажать, решали учёные и сами колхозы. Да и в истории с Хрущёвской кукурузой виноват был не столько Хрущёв, сколько те, кто посоветовал с научной точки зрения увеличить посевные площади под кукурузу. Конечно, если хочешь обругать кого-то, так и самое доброе его дело можно обернуть в злой умысел. Сегодня все пришли именно ругать, а не давать депутатам советы и наказы, о чём предполагалось в начале митинга».

Мысли прервали крики «ура!». Народ ликовал по случаю объявления выступления Гдляна. Занимайся или не занимайся политикой, но не слышать имена следователей Гдляна и Иванова, становящихся национальными героями, было невозможно. Настенька прислушалась.

Оратор начал с благодарности публике за овации в его честь. Затем продолжил выступление, достойное настоящего артиста:

— Нам отсюда с трибуны виднее, чем всем вам, что сюда пришло море народа сказать и узнать правду. А почему здесь нет представителей нашего славного Политбюро? Почему нет замечательного секретаря Лигачёва? Я отвечу. Аппарат боится народа. Аппаратчики обвинят нас в том, что мы пришли сюда будто бы заигрывать с народом? Хорошо. Но почему же они не пришли, чтобы так сделать? Потому, что они боятся, что им скажут здесь: вон отсюда! Потребуют нести ответственность за всё, что происходит.

Сегодня весь наш народ в опасности. Мы находимся в глубочайшем кризисе как экономическом, так и политическом. Загнивший, продавшийся аппарат не даст нам свободы. Мы должны очиститься от них.