Александра

— Мы, военные заполярья, за Ельцина. За демократию. За Гдляна и Иванова. Мы прокатили на выборах своего командующего флота, прокатили аппаратчиков. Мы просим Гдляна и Иванова сказать, кто эта мафия, от кого надо защищать наших следователей. Я сам ушёл в запас по принципиальным соображениям, чтобы не выступать против народа. Но я в строю. Я за Ельцина. Да здравствует президент Ельцин!

Толпа скандировала «Ельцин!». Настенька улыбнулась и тоже закричала «Ельцин!». Наверное, это правильно, раз все кричат. И как в старые добрые времена, не кому-нибудь, а московскому рабочему Коробейникову, было поручено, и он выступил с предложением выдвинуть на съезде кандидатуру Ельцина для выборов председателем Верховного Совета СССР.

Все опять скандируют «Ельцин!». Коробейников добавляет:

— А генеральным прокурором предлагаю избрать Гдляна. Прошу проголосовать.

За лесом поднятых рук не видно протестующих, которых, конечно, в тот день было меньше. Выступил кто-то из подмосковного Зеленограда с обещанием сделать Гдляна депутатом съезда. Тут же предложил ещё раз председателем избрать Ельцина. И на эти повторы Настенька не обратила бы внимание, если бы не следующее обращение оратора:

— Мы просим присутствующих членов Политбюро, если такие здесь есть на митинге, внести завтра предложение об исключении Лигачёва из состава Политбюро.

Толпа взорвалась криками «ура!».

С грустью Настенька подумала: «Толпа есть толпа. Теперь какой ни подкинь ей лозунг, она всё будет уракать. Как марионетки на верёвочках. Скажи им кто сейчас: «Круши стадион — оплот Лигачёва», и они разметут никому не мешающий стадион». Она вспомнила вчерашние слова Григория Ильича о недопустимости судить бездоказательно. Она верила, что взяточники могли быть и в Кремле, но разве можно говорить огульно? Наверняка, есть среди коммунистов и прекрасные люди. Нельзя же всех под одну гребёнку да без улик. Ведь, например, о Лигачёве конкретного ничего не сказано. Словом, всё это муть беспросветная, — заключила Настенька и стала протискиваться из толпы в сторону метро, не дожидаясь окончания митинга.

Но по пути она ещё чётко слышала из громких динамиков выступление какого-то Чубаиса, который требовал досрочного созыва партийного съезда, о чём уже говорилось раньше. Он требовал отмены резолюции десятого съезда партии коммунистов, запрещающую фракционность в партии.

Настеньке вспомнились герои книги Николая Островского. Один из оппозиционеров тоже требовал разрешения фракций. На что ему ответили: будем заниматься фракциями — превратимся в бестолочей, а не коммунистов, и некогда будет заниматься работой. «В этом что-то есть, — согласилась Настенька. — Вот шумели тут, кричали, голова пухнет, а мне кормить Женечку надо». И она засмеялась. «Такое серьёзное дело — митинг, а я о еде. Но Ленин бы, наверное, сказал: Э-э, девушка, еда — это тоже серьёзное дело. Тем более своевременная и калорийная еда ребёнка. Дети — наше будущее».

С этими мыслями Настенька и возвращалась домой.

На следующий же день газеты напомнили о героях митинга. И опять стали возникать вопросы о честности и принципиальности, когда Настенька читала официальное сообщение:

«В Президиуме Верховного Совета СССР рассмотрели представленные Прокуратурой СССР, КГБ СССР, Верховным судом СССР материалы по проверке жалоб о нарушениях законности при расследовании уголовных дел в Узбекской ССР бригадой следователей, возглавляемой старшим следователем по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР т. Гдляном Т.Х.

В 1983 году КГБ УзССР возбудил уголовное дело на начальника ОБХСС Бухарского облисполкома Музафарова, задержанного с поличным при получении взятки.

В сентябре 1983 года для дальнейшего расследования дело передано в Прокуратуру СССР.

В группе Гдляна работало до 200 человек, привлечено к уголовной ответственности 70 человек, в суд передано 19 дел, осуждено 40 человек.

Пошли жалобы на шантаж, принуждения к даче «признательных» показаний.

По данным КГБ Гдлян, Иванов и другие нередко допускали оскорбления арестованных, унижение их человеческого достоинства и запугивание расстрелом».