Читаем Алексей Балабанов. Встать за брата… Предать брата… полностью

А вот сторона заграничного «балабановедения» к такому пониманию вещей не готова…

Диалектике «тради» я и посвящал статьи еще в конце нулевых в газетах литературно-публицистического цикла (тогда как нишу собственно левопатриотических изданий кто-то сильно для меня заузил, а потом и совсем зашторил), это было предметом суверенных помыслов.

Я чертыхался тогда про себя: ведь обидно же, черт возьми (пусть простит меня православное священство – так ведь и Пушкин чертыхаться не боялся, а сделал для русской души больше иных моралистов), когда чьи-то ловкие ручки умело разводят по темным углам потенциальных единомышленников. И нам по-прежнему «впаривают» свои смыслы манипуляторы общественным мнением – и у них там в общественном сознании прежние големы выскакивают, и им там за океаном промывают извилины все тем же сернокислым раствором. И Фредерик этот Уайт, к которому я еще буду обращаться, по наезженной клянет ужасы советизма, опираясь на «поделки» Алексея Октябриновича. Почему бы спросить не только у советофобов и мизантропов, не у людей с порванными мнестическими связями в мозгу… а еще и у других здешних? Ведь прежде чем судить, надо и другую сторону выслушать. Что же тебе мешало, раз ты мнишь себя исследователем и приехал сюда разобраться? Как они-то, другие русские, видели ту эпоху во всей ее сложной диалектике?

И тогда изучение творческого наследия режиссера Балабанова не было бы однобоким и политизированным, и на конференции, ему посвященные, созывались бы не только Фредерики Уайты, Елены Петровские, Кириллы Разлоговы (мир праху его), Нилы Янги (Великобритания) и Анны Ниман (США).

Идеализирую. Такому, боюсь, никогда не бывать. Поле «балабановедения» уже застолбили. Будет либеральное сообщество маститых мэтров, с привлечением высоколобой заграницы, которую мы за глаза поругиваем, но которой в глазки все же заглядываем. Будут регулярные индоктринации и показы-чтения от Ельцин-центра. И будут упоительно-доверительные беседы «от сердца» на ТВ – для «простолюдян».

И никто не скажет, что депрессивное кино Алексея Балабанова никогда нельзя давать смотреть детям. Что «балабановщина» как явление может быть опасна прежде всего для подростков. Ведь есть же сайты, где детей склоняют к самоубийству. Их у нас запрещают, а они все множатся и множатся. Значит, все не просто так. Значит, есть заинтересованные силы. Взрослым-то, в общем, все по барабану, насмотрелись всякого. А дети – они в процессе становления, глина мягкая, податливая, легкое нажатие – и форма меняется. Пусть и до самого страшного не дойдет, а тяжкая депрессуха в детской душе свить гнездышко может. Чужой-то виртуальный ужасняк по большей части не так и страшен. Именно тем, что чужой, в культурный код встраивается нелегко. А свой вкрадчивее, его за правду выдают… Это вирус похлеще «китайского» – что от летучих мышей…

Вот идешь мимо скульптуры Цоя у пединститута в городе Барнауле. Большой и траурно черной, запечатлевшей барда в помпезной позе самоутверждения – с ударом по струнам и гордо откинутой головой… И читаешь крупно его слова на черном: Смерть стоит того, чтобы жить И вроде бы правильно на первый прикид, жизнеутверждающе. Но семантика все же исходит от слова смерть… Здесь смерть первична… Понимание жизни-смерти приходит с годами, и оно должно быть философским. А совать эти сомнительные сентенции под нос молодым – надо ли…


Замечу попутно, что хотя слово bricolage можно и просто калькировать, передать транслитерацией, но все же первое его значение – «поделки». Именно это и имел в виду американец, автор «Бриколажа». Впрочем, издатели поступили правильно, иначе можно было бы ошибиться и с маркетингом. А так название книги воспринимается простым русским ухом как большая похвала ее герою.


Анна Ниман пытливо вглядывалась в меня по скайпу, иногда отвлекаясь на собаку, бродившую в доме на заднем плане. А я, в меру изощренный и в пресловутом нацвопросе, и в нацидее русской, не знал, что ответить. Ведь так и во мне самом кто-то при желании узрит антисемита. Не может же нормальный человек бегать на интервью к этому «престарелому мизантропу»…

Мне быстренько пришлось собраться с мыслями – и я заверил Анну, что у Балабанова не было ни системного антисемитизма, ни случайных юдофобий. В любом случае для еврейского сообщества он опасности не представлял. А там, где в «Брате» или «Брате-2» у него проглядывал расизм в репликах персонажей, была скорее всего попытка запечатлеть фантомы простых людей, прошедших сквозь социальные потрясения и утративших доверие к роду человеческому. Или голая конъюнктура. И фразок этих у Балабанова в общем-то кот наплакал. Они в его кино не главные. Да и стал бы убежденный антисемит воодушевляться Кафкой за два года до съемок фильма, где будто бы поднял «острейший нацвопросик» и тем позиционировал себя как «истинно русский художник», продолжатель дела скульптора Клыкова и композитора Свиридова?

Перейти на страницу:

Все книги серии Зеркало памяти

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Рисунки на песке
Рисунки на песке

Михаилу Козакову не было и двадцати двух лет, когда на экраны вышел фильм «Убийство на улице Данте», главная роль в котором принесла ему известность. Еще через год, сыграв в спектакле Н. Охлопкова Гамлета, молодой актер приобрел всенародную славу.А потом были фильмы «Евгения Гранде», «Человек-амфибия», «Выстрел», «Обыкновенная история», «Соломенная шляпка», «Здравствуйте, я ваша тетя!», «Покровские ворота» и многие другие. Бесчисленные спектакли в московских театрах.Роли Михаила Козакова, поэтические программы, режиссерские работы — за всем стоит уникальное дарование и высочайшее мастерство. К себе и к другим актер всегда был чрезвычайно требовательным. Это качество проявилось и при создании книги, вместившей в себя искренний рассказ о жизни на родине, о работе в театре и кино, о дружбе с Олегом Ефремовым, Евгением Евстигнеевым, Роланом Быковым, Олегом Далем, Арсением Тарковским, Булатом Окуджавой, Евгением Евтушенко, Давидом Самойловым и другими.

Андрей Геннадьевич Васильев , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Детская фантастика / Книги Для Детей / Документальное
Судьба и ремесло
Судьба и ремесло

Алексей Баталов (1928–2017) родился в театральной семье. Призвание получил с самых первых ролей в кино («Большая семья» и «Дело Румянцева»). Настоящая слава пришла после картины «Летят журавли». С тех пор имя Баталова стало своего рода гарантией успеха любого фильма, в котором он снимался: «Дорогой мой человек», «Дама с собачкой», «Девять дней одного года», «Возврата нет». А роль Гоши в картине «Москва слезам не верит» даже невозможно представить, что мог сыграть другой актер. В баталовских героях зрители полюбили открытость, теплоту и доброту. В этой книге автор рассказывает о кино, о работе на радио, о тайнах своего ремесла. Повествует о режиссерах и актерах. Среди них – И. Хейфиц, М. Ромм, В. Марецкая, И. Смоктуновский, Р. Быков, И. Саввина. И конечно, вспоминает легендарный дом на Ордынке, куда приходили в гости к родителям великие мхатовцы – Б. Ливанов, О. Андровская, В. Станицын, где бывали известные писатели и подолгу жила Ахматова. Книгу актера органично дополняют предисловие и рассказы его дочери, Гитаны-Марии Баталовой.

Алексей Владимирович Баталов

Театр

Похожие книги