Читаем Алексей Балабанов. Встать за брата… Предать брата… полностью

Лучше всего сказанула на этот счет незабвенная великодержица наша Катарина Секунда. Не вполне припоминая ту ее сентенцию в оригинальных ее словесах – а если честно, ленясь справляться в исторических источниках, все же дерзну перефразировать ее слова про государственное устроение России современным языком… Государство Российское столь велико и обширно, а госструктуры в нем столь медлительны в исполнении приказов и поручений, что все иные общественные системы за исключением командно-административной просто неприменимы в ее условиях

Это данность, и все попытки что-то изменить завершались возвратом к самодержавию в той или иной форме. Но зато команда, поступившая куда-либо от первого лица, в таком обществе просто не может быть оспорена. И тем более не могут остаться без исполнения пожелания и рекомендации представителей семьи этого «первого лица»… Очень влиятельных…

Без этого никак не объяснить главный парадокс в истории становления культа, сложившегося вокруг кино Алексея Балабанова. Ведь и тогда, как в чем-то и сегодня, отечественный киномир на большую часть контролировался либерально-прогрессистски ориентированным сообществом кинодеятелей и экспертов. Только наведи светотень на плетень… только дай высокому жюри и киноведам усомниться в том, что ты пришел в кино с пиететом к расам и народам, с любовью к правам человека, трудовым мигрантам и гонимым меньшинствам…

А уж случись тебе сдуру еще и замочек в дверь еврейской темы какой-то ржавенькой отмычкой ковырнуть… Тут уж точно обречешь себя на статус изгоя. Потом полжизни будешь каяться, что сам же и загнал себя за Можай всего тремя неосторожными репликами героев. Тут уже не «Кинотавра» жди, а Минотавра по свою душу кинематографическую.

Высказаться-то можешь, пожалуйста, свобода слова на дворе – «лихие 90-е». Но не в кино. Или в кино – но лишь единожды. А потом тебя уже никто не услышит. И доказывай, кричи, что, мол, вашенский я весь без остатка, что только про уважение к личности и про достоинство человеческое и толковал в «Счастливых днях» и «Замке»… Да – «лихие 90-е», но в каком-то смысле и вполне политкорректные. Разобранная на цитаты эпоха, когда творческие процессы в значительной мере курировались печально знаменитым банкирским сообществом.

Стоп-стоп-стоп… Все – да не все… Даже и оно не смело перечить «гаранту конституции», и особенно в вопросах личного свойства.

Да и ту часть, что опекалась традиционалистами вроде Никиты Михалкова или Николая Бурляева, вряд ли можно было причислить к радикалам в русском направлении. Там где-то в сторонке и «царебожие» отдельной группой бородатых приживал стояло. И если шагнуть чуть в сторону от кино, к телевидению – уже Аркадий Мамонтов присутствовал, утверждая исторический идеал монархизма (в далеком советском прошлом мой коллега по Главной редакции аудиовизуальной информации Агенства печати «Новости»). Неспешный и обстоятельный, поругивавший коммуняк в ностальгии по утраченной дворянской России.

К тому же и тот приближенный к башням Кремля традиционализм давно уже оброс и специфической прослойкой из референтуры, да в конце-то концов и родственными связями и обязательствами. И все это не позволяло ему обходиться без редактирования манифестов и высказываний. Никакого радикализма. К тому же напомню, как в середине 90-х мэтр нашего кино Михалков и обронил на камеру ту обидную характеристику: мальчик… И вот этот мальчик открыто и широко вдруг озвучивает табуированную тему…


До кинофильма «Брат» все было иначе. Леша Балабанов салютовал либеральному флагу и следовал в кильватере своего флагмана Германа. Наследовал стилистике его крупных планов, колориту, кодексу символов, подаче персонажей в кадре. И ждал, когда загустеет и высохнет бетон в фундаменте, залитом под отстройку имени. И там все было абсолютно безопасно, с расчетом на удовлетворенный кивок рецензентов и кураторов.

Маркетмейкерам кинематографа было известно, что прежде, чем стажироваться в кино, Леша получил хороший лингвистический базис, знает западный мир не понаслышке и «не индоктринирован мракобесием совка». Борис Ельцин крепко обнимался с Биллом Клинтоном, и только коммунисты плевались – что оба «дерьмократы», а остальные должны были ушат за ушатом проникаться общечеловеческими ценностями, лившимися с голубых экранов. В таком политическом контексте все с его «кином» (напомню, так он сам и любил как киношник будущий склонять опять же это неизменяемое слово) было в полном порядке. Если не считать, что сам этот пласт искусства плотно унавожен конкуренцией, и, будь ты хоть трижды носителем ценностей нового времени, этого может оказаться недостаточно для обретения лауреатств…

Перейти на страницу:

Все книги серии Зеркало памяти

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Рисунки на песке
Рисунки на песке

Михаилу Козакову не было и двадцати двух лет, когда на экраны вышел фильм «Убийство на улице Данте», главная роль в котором принесла ему известность. Еще через год, сыграв в спектакле Н. Охлопкова Гамлета, молодой актер приобрел всенародную славу.А потом были фильмы «Евгения Гранде», «Человек-амфибия», «Выстрел», «Обыкновенная история», «Соломенная шляпка», «Здравствуйте, я ваша тетя!», «Покровские ворота» и многие другие. Бесчисленные спектакли в московских театрах.Роли Михаила Козакова, поэтические программы, режиссерские работы — за всем стоит уникальное дарование и высочайшее мастерство. К себе и к другим актер всегда был чрезвычайно требовательным. Это качество проявилось и при создании книги, вместившей в себя искренний рассказ о жизни на родине, о работе в театре и кино, о дружбе с Олегом Ефремовым, Евгением Евстигнеевым, Роланом Быковым, Олегом Далем, Арсением Тарковским, Булатом Окуджавой, Евгением Евтушенко, Давидом Самойловым и другими.

Андрей Геннадьевич Васильев , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Детская фантастика / Книги Для Детей / Документальное
Судьба и ремесло
Судьба и ремесло

Алексей Баталов (1928–2017) родился в театральной семье. Призвание получил с самых первых ролей в кино («Большая семья» и «Дело Румянцева»). Настоящая слава пришла после картины «Летят журавли». С тех пор имя Баталова стало своего рода гарантией успеха любого фильма, в котором он снимался: «Дорогой мой человек», «Дама с собачкой», «Девять дней одного года», «Возврата нет». А роль Гоши в картине «Москва слезам не верит» даже невозможно представить, что мог сыграть другой актер. В баталовских героях зрители полюбили открытость, теплоту и доброту. В этой книге автор рассказывает о кино, о работе на радио, о тайнах своего ремесла. Повествует о режиссерах и актерах. Среди них – И. Хейфиц, М. Ромм, В. Марецкая, И. Смоктуновский, Р. Быков, И. Саввина. И конечно, вспоминает легендарный дом на Ордынке, куда приходили в гости к родителям великие мхатовцы – Б. Ливанов, О. Андровская, В. Станицын, где бывали известные писатели и подолгу жила Ахматова. Книгу актера органично дополняют предисловие и рассказы его дочери, Гитаны-Марии Баталовой.

Алексей Владимирович Баталов

Театр

Похожие книги