Читаем Алексей Балабанов. Встать за брата… Предать брата… полностью

Ощущение это несли в народ «прорабы перестройки» за два десятка лет до съемок. Оно было лейтмотивом действия творческого бомонда в эпоху «пламенеющего социализма» и еще какое-то время по ее завершении. На это растрачены тонны слов и чернил, мегатонны бумаги и пафоса, и поле это давно было исхожено вдоль и поперек. Казалось бы, не осталось ничего несказанного – и всякое новое суждение будет запоздалым, лишенным смысла и актуальности. И главное – люди-то в массе своей уже в штыки встречают весь этот пафос отрицания, они многое теперь воспринимают иначе. И все же нашелся еще один голос…

Почему маньяк-насильник – милиционер? «Я сам с ними сталкивался, где только меня ни держали, что только они ни делали. Еще пацаном посадили в клетку за то, что я в карты играл. Я боялся сказать, кто мои родители, потому что тогда мне еще и дома бы досталось. И били они не по лицу, чтобы следов не было. Страшное было время – из-за безнаказанности, которая прикрывалась законом…»

Пацаном Леша рос, конечно, проказливым и впечатлительным. Схватил тебя бугай в погонах за руку – как тут не затрепещешь… Я и помню его примерно таким – одним из самых эмоциональных, если не сказать экстравертных, в студенческом окружении. Но помню и другое помимо прочего – что милицейская служба была престижной, в милиции многие служили по убеждению. Лично знал достойнейших людей, сказал бы даже – аристократичных и внешне, и по выправке, и в смысле духа, которые были вынуждены увольняться в начале 90-х. И прежде всего потому, что не готовы были служить новой системе, насаждавшей порок.

А вот садюг до поры до времени в органах не держали. (И сегодня даже либеральные аналитики говорят, что при Советах швабрами не насильничали. Оно просто и технически-то не было востребовано. И появилось с целью унижения в эпоху массовых записывающих средств – для последующей компрометации.) А исключения лишь подтверждали правило. Очень хорошо помню, как мой знакомый по общественной баньке на Глебовской птицефабрике подмосковной, отставной капитан милиции, в середине 90-х рассказывал мне о службе. Сравнивал – как было при Советах и при Ельцине. Ельцинское время осыпал проклятиями. Имени не буду называть, но человек был искренний и благородный духом. Он рассказывал, что прежде людей чести в милиции было больше на порядок. Новая власть первым делом перетасовала кадры – посадила на контрольные позиции своих, от плоти и кости. И пошло-поехало…

Чему-то и сам я был свидетелем. Придя в многотиражку «За советские часы» на Первый часовой завод (название придумали еще в 1930-м году, и сегодня многие его воспримут иронически), я вскоре сошелся с ребятами с Таганского РОВД. С молодыми офицерами Володей Ножиным и Сережей Чиняевым. Помню – подвизался в нашей общей команде КВН, в молодежные лагеря вместе ездили гульнуть. Увлекательное было время – ей-богу, не шкурными интересами жили, до Ельцина еще не дошло. Смычка с бандитским миром? Какая ерунда – разве что с исключениями! Профессиональный контакт, конечно, у милиции был, ведь служба и опасна, и трудна, но это был контакт скорее доктора с больным, чем больного с себе подобным.

Ну, а как подкатил ельцинизм – так и пошел тут бизнес и цинизм… тут, понятное дело, и моральный катехизис ментовской поменялся. Ребята, впрочем, хваткие – морально не травмировались: один уже давно полковник на пенсии, другой с успехом ушел в крутую коммерцию и давно уже недосягаем.

Но речь ведь о том, что был кодекс чести, были сильные моральные стимулы, не говоря уже о материальных. Был, в конце концов, и кодекс чести строителя коммунизма. И даже без всяких красивых слов. Были свои Анискины и свои герои, не боявшиеся и жизнь отдать в борьбе за правопорядок.

Да – был и застой, но где-то там, наверху. А внизу все шло своим чередом, пусть и нелады с потреблением, но были реальные добрые цели и побуждения. Мы не были ура-сталинистами, и культ личности был предан осуждению. После Сталина к высшему руководству и относились с поправкой на это обстоятельство. Поэтому и анекдоты про вождей вовсю рассказывали, не боялись. А вот Леха Балабанов выдумал, что его, узника совести, двухгодишника, из Военно-транспортной авиации выставили не только за то, что просто бросил экипаж за границей, шатаясь по магазинам (да за такое вообще – суд чести офицеров, если по совести), а еще и будто бы за рассказанные анекдоты про Брежнева…

И хорошо по-своему, что геронтократия, что несменяемые старики наверху. Им подсказывают и за них все решают те, что моложе и деятельнее. Конечно, скучно все время смотреть по телеку, как созывают съезды и симпозиумы, как поют да пляшут и рабочие очерки суют в прайм-тайм, а потом посмертно «Лебединое озеро» врубают. Так ведь и это поправимо, уже и молодежные программы кругом, и «АББУ» с Крисом Норманом крутят через день, а то и GENESIS.

Перейти на страницу:

Все книги серии Зеркало памяти

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Рисунки на песке
Рисунки на песке

Михаилу Козакову не было и двадцати двух лет, когда на экраны вышел фильм «Убийство на улице Данте», главная роль в котором принесла ему известность. Еще через год, сыграв в спектакле Н. Охлопкова Гамлета, молодой актер приобрел всенародную славу.А потом были фильмы «Евгения Гранде», «Человек-амфибия», «Выстрел», «Обыкновенная история», «Соломенная шляпка», «Здравствуйте, я ваша тетя!», «Покровские ворота» и многие другие. Бесчисленные спектакли в московских театрах.Роли Михаила Козакова, поэтические программы, режиссерские работы — за всем стоит уникальное дарование и высочайшее мастерство. К себе и к другим актер всегда был чрезвычайно требовательным. Это качество проявилось и при создании книги, вместившей в себя искренний рассказ о жизни на родине, о работе в театре и кино, о дружбе с Олегом Ефремовым, Евгением Евстигнеевым, Роланом Быковым, Олегом Далем, Арсением Тарковским, Булатом Окуджавой, Евгением Евтушенко, Давидом Самойловым и другими.

Андрей Геннадьевич Васильев , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Детская фантастика / Книги Для Детей / Документальное
Судьба и ремесло
Судьба и ремесло

Алексей Баталов (1928–2017) родился в театральной семье. Призвание получил с самых первых ролей в кино («Большая семья» и «Дело Румянцева»). Настоящая слава пришла после картины «Летят журавли». С тех пор имя Баталова стало своего рода гарантией успеха любого фильма, в котором он снимался: «Дорогой мой человек», «Дама с собачкой», «Девять дней одного года», «Возврата нет». А роль Гоши в картине «Москва слезам не верит» даже невозможно представить, что мог сыграть другой актер. В баталовских героях зрители полюбили открытость, теплоту и доброту. В этой книге автор рассказывает о кино, о работе на радио, о тайнах своего ремесла. Повествует о режиссерах и актерах. Среди них – И. Хейфиц, М. Ромм, В. Марецкая, И. Смоктуновский, Р. Быков, И. Саввина. И конечно, вспоминает легендарный дом на Ордынке, куда приходили в гости к родителям великие мхатовцы – Б. Ливанов, О. Андровская, В. Станицын, где бывали известные писатели и подолгу жила Ахматова. Книгу актера органично дополняют предисловие и рассказы его дочери, Гитаны-Марии Баталовой.

Алексей Владимирович Баталов

Театр

Похожие книги