Читаем Алексей Балабанов. Встать за брата… Предать брата… полностью

Но таким наш Леша Балабанов увидел своего героя. Героя нашего времени. И хотел, чтобы таким его увидели другие. Чтобы двигать с его помощью вперед эпоху. Чтобы вытолкнуть ее из «исторической ямы». Чтобы образ нового русского бандита обаял бы и вспьянил сердца русских людей, уставших от бардака, цинизма и раздрая. Пусть и ходульностью, бесчувственностью и новой жестокостью этого героя – но справедливостью же… Чтобы приводить неискушенного «киносмотрителя» в восторг, чтобы этот образ слился в подсознании масс с идеалом «молодого нового русского». Чтобы там, в подсознании, он воздействовал на мозги, формировал бы что-то…

Влияет – и еще как влияет. И Ленин еще о том говорил, и любой «неленин» скажет. Иначе бы и «за Севастополь ответить» Леша не призывал устами героя. Иначе бы и не показывали – что ни месяц – балабановских фильмов по телику, не устраивали бы культовых бдений разного рода.

Потому-то и пропагандистская машина правящего класса, тем более власти новопришедшей – цепкой и хваткой, никогда и не сделает известным художника, который ей скажет неудобную правду в глаза. У Леши тоже была правда – но правда удобная, выверенная, звучавшая в унисон эпохе «сильных и бесстрашных». В унисон стихийному социал-дарвинизму, как бы в духе Столыпина – за «разумных и сильных, а не пьяных и слабых». Утвержденная кивком свыше, одобренная тем, кто держал двери своего холодильника открытыми для друзей дома…

Да – правда… Но нужно сказать точнее – лишь часть правды. Потому что правда – она, конечно, правда… но только когда она одна лишь правда, вся правда – и ничего, кроме правды. А вот на такой объем правды Леша, увы, рассчитан не был. Да – он был и честным, и правдивым. Но только в меру отпущенного ему разумения. А мера эта, в общем, была не так уж и обширна.

И сам я разделял его правду. При этом понимая, что Леша если и не стибрил под шумок наши знамена из протестной патриотики, с которыми мы шли с начала 90-х, то как минимум обкорнал их под себя до неких вымпелов. (А ведь левопатриотический протест («реакция совка») и был единственным противостоянием властным неправдам в те времена, он и был реакцией тех, кого Чубайс называл «вечно последними». И даже тиражный Проханов, у которого я начинал как публицист, тогда смотрелся ярким леваком. А «истинные русаки» вроде Астафьева, Полторанина, Бурляева были умело приближены к власти, что и сближало с ними Октябриныча.)

Да неужели нужно верить Леше Балабанову, когда он пытается убедить, что сам он и его кино аполитичны? Поверить? Куда уж там – в нем пусть и не все, то уж точно половина о политике, о социальном, о лучшем, ведь в глубине души он все же был перфекционистом. И если уж не впрямую, не эксплицитно – то подспудно и стихийно. И не мог, хотя б и ухватившись за вектор конъюнктуры, не переживать за страну и людей.

Уверял, что вся политика ему по барабану. И тут же, буквально через пару фраз, с печалью в сердце осуждал форсированную мигрантизацию России. Из того же интервью Сергею Грачеву, журналисту отдела культуры в «АиФ»: «…считаю, что эти люди должны жить на своей исторической родине, трудиться на ее благо». На вопрос Грачева (погибшего спустя несколько лет при невыясненных толком обстоятельствах в Нижнем Новгороде, на кинофестивале, кстати) о том, почему же вместо сочувствия мигранты вызывают у него неприязнь, Леха лихо ответствовал: «Да потому что они недалекие люди в большинстве своем. Считаю, они мешают стране, в которой я живу. Но в том, что они приезжают, виноваты мы сами… Но это неправильно, что мигранты сегодня везде и всюду. Они ведь нас, кроме всего прочего, не любят…»

Вот врал он людям, Леша, и своим «прикидом», и своей тельняшкой а-ля «бывалый спецназовец», и афганской панамой, но и правду был способен сказать. Пусть даже в самой малости и с отчаяния – зная, что жить осталось совсем ничего…

А между тем все это говорил художник изгнания и отчуждения, заступник за чужаков и изгоев. Таким его представил Михаил Трофименков, вполне проницательный киновед, в последнем прижизненном материале о Балабанове в питерском издании «Собака. ru».

Так ведь и слуга ваш покорный на сто процентов солидарен с этим – ведь это и моя правда, и я так вижу. И мое сердце кипит гневом, когда какой-то узбек умыкнул русскую девочку (той и пройти-то оставалось стометровым клинышком леса в Красногорске), изнасиловал и придушил в кустах.

Хороший мой знакомый поделился однажды – негодованием жены, грузинки по национальности: «Да где же они, князья-то кавказские… ведь какие-то все коротконогие и крикливые…»

И я негодую, когда какие-то выходцы из мусульманских южных республик затевают драку с мужчиной, идущим с малым ребенком. И я прихожу в уныние, когда вижу, как московское метро чуть не вполовину населено не лучшими из чингизидов – каким-то в массе тайноглазым, круглоногим и бесформенным племенем.

Перейти на страницу:

Все книги серии Зеркало памяти

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Рисунки на песке
Рисунки на песке

Михаилу Козакову не было и двадцати двух лет, когда на экраны вышел фильм «Убийство на улице Данте», главная роль в котором принесла ему известность. Еще через год, сыграв в спектакле Н. Охлопкова Гамлета, молодой актер приобрел всенародную славу.А потом были фильмы «Евгения Гранде», «Человек-амфибия», «Выстрел», «Обыкновенная история», «Соломенная шляпка», «Здравствуйте, я ваша тетя!», «Покровские ворота» и многие другие. Бесчисленные спектакли в московских театрах.Роли Михаила Козакова, поэтические программы, режиссерские работы — за всем стоит уникальное дарование и высочайшее мастерство. К себе и к другим актер всегда был чрезвычайно требовательным. Это качество проявилось и при создании книги, вместившей в себя искренний рассказ о жизни на родине, о работе в театре и кино, о дружбе с Олегом Ефремовым, Евгением Евстигнеевым, Роланом Быковым, Олегом Далем, Арсением Тарковским, Булатом Окуджавой, Евгением Евтушенко, Давидом Самойловым и другими.

Андрей Геннадьевич Васильев , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Детская фантастика / Книги Для Детей / Документальное
Судьба и ремесло
Судьба и ремесло

Алексей Баталов (1928–2017) родился в театральной семье. Призвание получил с самых первых ролей в кино («Большая семья» и «Дело Румянцева»). Настоящая слава пришла после картины «Летят журавли». С тех пор имя Баталова стало своего рода гарантией успеха любого фильма, в котором он снимался: «Дорогой мой человек», «Дама с собачкой», «Девять дней одного года», «Возврата нет». А роль Гоши в картине «Москва слезам не верит» даже невозможно представить, что мог сыграть другой актер. В баталовских героях зрители полюбили открытость, теплоту и доброту. В этой книге автор рассказывает о кино, о работе на радио, о тайнах своего ремесла. Повествует о режиссерах и актерах. Среди них – И. Хейфиц, М. Ромм, В. Марецкая, И. Смоктуновский, Р. Быков, И. Саввина. И конечно, вспоминает легендарный дом на Ордынке, куда приходили в гости к родителям великие мхатовцы – Б. Ливанов, О. Андровская, В. Станицын, где бывали известные писатели и подолгу жила Ахматова. Книгу актера органично дополняют предисловие и рассказы его дочери, Гитаны-Марии Баталовой.

Алексей Владимирович Баталов

Театр

Похожие книги