Читаем Алексей Толстой полностью

Однако граф выкарабкался и именно тогда, весной 1935 года, написал третье после «Детства Никиты» и «Петра», а точнее — самое первое, самое известное и выдающееся, самое читаемое свое произведение.

«…С ним случилось что-то вроде удара, — вспоминал Николай Никитин. — Боялись за его жизнь. Но через несколько дней, лежа в постели, приладив папку у себя на коленях, как пюпитр, он уже работал над «Золотым ключиком», делая сказку для детей. Подобно природе, он не терпел пустоты. Он уже увлекался.

— Это чудовищно интересно, — убеждал он меня. ~ Этот Буратино… Превосходный сюжет! Надо написать, пока этого не сделал Маршак.

Он захохотал»{711}.

Ни одна книга Толстого не была удостоена такого тщательного литературоведческого внимания, как «Золотой ключик». Кто только и что о невинной детской сказке, впервые напечатанной в «Пионерской правде», не писал. Каких только мотивов и подтекстов, литературных переливов и интерпретаций в ней не находили! Особенно модным сделался «Золотой ключик» среди литературоведов в наши дни, когда каждый стал волен писать кто во что горазд.

Досталось всем — и Мальвине, и Буратино, и Пьеро, и папе Карло, и Карабасу, и Дуремару, и самым актуальным, как водится, стал эротический подтекст. Если сделать подборку не самых экстремальных цитат из стремящихся перещеголять друг друга литературоведов нового рубежа веков, то картина получится примерно такая.

«Буратино сразу окунает нас в мир фаллической фазы — со всеми ее комплексами и эрогенными зонами <…> путешествующий одушевленный кусок бревна предстает перед нами метафорой высвобожденного либидо, раскованной сексуальности. Его символом безусловно является фаллос, сюрреалистическое акцентирование которого заключается не только в прообразе — исходной палке-бревне, но и в длинном носе <…> Буратино представляет собой не просто сексуального гиганта, он гипостазированная идея либидо, воплощение мужской сексуальности, ищущий приключений на свой длинный «нос» <…>

Карабас бессмысленно истязает действительность; Буратино же ее практически дефлорирует, пронзая холст своим специфическим носом, превратив реальность тем самым из лягушки в писаную красавицу. Древние сексуальные страхи сменяются просвещённым сексуальным энтузиазмом. Сексуальный конфликт перемещается из сферы физиологической в сферу идеологическую; Буратино как фаллос — эмблема легко побеждает в идеологической среде»{712}.

Обо всем этом можно было бы и не упоминать, если б не одно обстоятельство. Толстого считали циником и грубияном, но едва ли даже ему пришло бы в голову, что сотворят с его сказкой (повторю, здесь приведены самые безобидные отрывки) товарищи потомки.

Более ценны исторические параллели, которые встречаются, в частности, в трудах Константина Дегтярева:

«Например, знаменитое «пациент скорее жив, чем мертв» становится по-человечески понятным, если учесть, что Толстой писал «Ключик», выполняя просьбу врачей не напрягаться после перенесенного инфаркта. Вот он и не напрягался — развлекался, как мог. И чего только не придумал! Старый сверчок, которому «грустно покидать комнату, где прожил сто лет», скорее всего символизирует «философский пароход», русскую интеллигенцию, вынужденную жить в эмиграции. А может быть и только-только начавшиеся гонения на евреев в Германии. А как насчет доберманов-пинчеров, «которые никогда не спали, никому не верили и даже самих себя подозревали в преступных намерениях», а на все вопросы задержанных отвечали «там разберутся «2 Тоже персонажи узнаваемые, особенно если учесть, что появились они накануне печально известного 37-го года»{713}.

Далее исследователь приводит целую таблицу соответствий, кого мог иметь в виду в своем романе Алексей Толстой.

Но таблица еще что… Существует фундаментальный буратиноведческий труд, принадлежащий екатеринбургскому исследователю В. А. Гудову, который создал энциклопедию «Золотого ключика». В ней много спорного, но иные из энциклопедических статей наводят на мысль, что сказка действительно не так проста, как может на первый взгляд показаться, и в рассуждениях многочисленных литературоведов интерпретационное фокусничество порой смешивается с очень точными замечаниями.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары