Алексей Толстой в «хождениях по мукам» четырех супружеств

«Никита пошел в кабинет, сел на диван, на то место, где позавчера сидела Лиля, и, прищурившись, глядел на расписанные морозом стекла. Нежные и причудливые узоры эти были как из зачарованного царства – оттуда, где играл неслышно волшебный ящик. Это были ветви, листья, деревья, какие-то странные фигуры зверей и людей. Глядя на узоры, Никита почувствовал, как слова какие-то сами собой складываются, поют, и от этого, от этих удивительных слов и пения, волосам у него стало щекотно на макушке.

Никита осторожно слез с дивана, отыскал на столе у отца четвертушку бумаги и большими буквами начал писать стихотворение:

Уж ты лес, ты мой лес,
Ты волшебный мой лес,
Полный птиц и зверей
И веселых дикарей…

Я люблю тебя, лес…

Так люблю тебя, лес…

Но дальше про лес писать было трудно. Никита грыз ручку, глядел в потолок. Да и написанные слова были не те, что сами напевались только что, просились на волю».

Кто-то скажет: при чем здесь лес? Но мы можем ответить, может и не совсем точно, при чем здесь «Кавказ», на создание которого вдохновило Лермонтова то, что заставило трепетать сердце, – «пара восторженных глаз».

Поэзия понятна не всем. Она была непонятна и тому же Виктору. Поэзия не всех трогает. Несомненно, Алексей Толстой писал о своих собственных впечатлениях, о своей собственной «ранней» любви. В повести он на удивление ярко передал те свои чувства, нежные, трепетные, захватывающие все существо. Быть рядом с предметом своего обожания, говорить с ним – это ли не великое счастье в ранние детские годы. Толстой поделился этими чувствами в повести «Детство Никиты».

А вот Лиле стихотворение понравилось. «Когда он вручил сложенную в восемь раз бумажку, где были написаны стихи про лес… Она развернула, стала читать, шевеля губами, и потом сказала задумчиво:

– Благодарю вас, Никита, эти стихи мне очень нравятся».

Может ли быть выше похвала, чем похвала этого волшебного существа, может ли быть выше счастье!

Но, увы, счастливые дни вообще быстротечны, а в детстве они и подавно мелькают, как мгновения, потому что в детстве мы не вольны воздействовать на происходящее с нами.

А потом было колечко, найденное в темной комнате:

«– Это волшебное, – сказал Никита.

– Слушайте, что мы с ним будем делать?

Никита, нахмурившись, взял ее руку и стал надевать ей колечко на указательный палец. Лиля сказала:

– Нет, почему же мне, – посмотрела на камешек, улыбнулась, вздохнула и, обхватив Никиту за шею, поцеловала его».

Когда было объявлено об отъезде, «Лиля быстро опустила глаза и стала нагибаться над чашкой. У Никиты сразу застлало глаза, пошли лучи от язычка лампы».

Картинка… И все понятно… Не огорчилась, не расстроилась. А вот так, опустила глаза. Да и состояние Никиты выражено точно.

А потом прощальный разговор:

«Никита остановился перед Лилей и, покусывая губы, сказал:

– Вы летом к нам приедете?

– Это зависит от моей мамы, – тоненьким голосом ответила Лиля, не поднимая глаз.

– Будете мне писать?

– Да, я вам буду писать письма, Никита.

– Ну, прощайте.

– Прощайте, Никита».

Как измерить первую детскую драму, драму разлуки? Сколько об этом написано! Многие писатели посвящали страницы произведений вот этому самому печальному в их детской жизни, памятному навсегда.

Он видел ее во сне… «В опускающейся на глаза дремоте в последний раз появился, как тень на стене, огромный бант, которого он теперь не забудет во всю жизнь».

Кто не мечтал в детстве?! И какие только мечты не посещали детские головы! Но мечты, связанные с первыми трепетными чувствами, всегда особы, всегда поразительны, всегда рисуют небывалые события, и мальчишеские мечты чаще всего связаны с мужественными поступками, со спасением той одной, которая засела маленькой занозой в сердце и осталась там навсегда.

Мечты, мечты…

«В лесной чащобе, в корнях гигантского дерева, на камне сидит он сам – Никита, подперев кулаком щеку. У ног дымится костер. В чащобе этой так тихо, что слышно, как позванивает в ушах. Никита здесь в поисках Лили, похищенной коварно. Он совершил много подвигов, много раз увозил Лилю на бешеном мустанге, карабкался по ущельям, ловким выстрелом сбивал с сахарной головы предводителя гуронов, и тот каждый раз снова стоял на том же месте; Никита похищал и спасал, и никак не мог окончить спасать и похищать Лилю».

Он помнил, что Лиля обещала писать. Но письмо пришло совершенно неожиданно, когда он, казалось, уже не ждал…

«Одно из писем было маленькое в светло-лиловом конвертике, надписанное большими буквами – “Передать Никите”. Письмецо было на кружевной бумажке. Мигая от волнения, Никита прочел: