Люди злые, жестокие, как волки… Я бы согласился быть тогда ужом или ящерицей… И ручья я услышал сказки, птицы пели бы веселые песни, бабочки переносили аромат с цветов во все уголки земли, солнце ласкало и целовало бы мою спину и чешуйчатую головку… Как хорошо… А человеком нет, это слишком жестоко…
– Вы не любите людей?
– Ненавижу…
– Зачем. Люди красивее цветов и золотых птиц, сказки их прекраснее сказок ручья, а солнце больше всего дарит света и радости тем, которые боготворят его.
– Я не понимаю вас, – изумленно сказал Алексей. <…>
– Зла нет и нет ненависти, есть неправильное понимание любви, и все исходит от того человека, который говорит о зле и ненависти… Человек, который говорит, создает сам зло и ненависть, потому что любовь, данную ему Богом, устремляет на себя, как стрелок из лука к себе обертывает упругую дугу и в свое сердце стрелу… вонзает, и ему кажется, кто-то другой, а не сам он ранит сердце. Чем сильнее он ненавидит, считает ненавистника непохожим на себя, тем сильнее себя любит…
(Если бы все любовь свою обернули к другим)…»
В скобках, видимо, взяты мысли автора, которые он не решил, кому отдать из героев.
И далее…
«Непонятны и странны горячие слова молодой женщины казались Алексею… Что она, смеется или сказку рассказывает…
– Ну, сказал Алексей и вздрогнул, должно быть от ночного холода, а если я имею смертельного врага, который оскорбил и уничтожил живую душу во мне, что же делать с ним… Простить?
Робкая и нежная улыбка осветила глаза и детские губы Рахили…
– Зачем вы спрашиваете, я не исповедник… Нельзя говорить: поступи так, вы спросите себя…
– Я спросил и ответил…
Замолчали. – Алексей постукивал ложечкой о мраморный стол…
– Ну что вы ответили…
– Убить…
– Да…
Алексей вспыхнул… Вы сказали да и говорили о любви. Я не понимаю вас…
Рахиль засмеялась, запрокинув голову… Мы ужасно что говорили, вы ничего не понимаете.
Брат Рахили и Жорж обернулись, улыбаясь…»
Под текстом подпись (Толстой 1907–1908: 29–34).
Тогда уже Алексея Николаевича занимали мысли о добре и зле, о сущности человеческой жизни. Этот неопубликованный отрывок дает представление, как Толстой воплощал в художественные произведения события реальной жизни. Просто он привносил в них то, что волновало его на момент работы над тем или иным произведением. За основу в данном случае он взял события реальные, причем воспроизвел в точности определенную часть диалога, который был у него с Софьей, например, то, что она говорила о маленьких духах, которые «шлепают босыми ножками по земле», но далее уже идет разговор на тему, волнующую писателя, разговор, видимо, еще не прописанный до совершенства, но демонстрирующий движение творческого замысла.
«Если бы все любовь свою обратили к другим». Здесь что-то даже проскальзывает евангельское.
Не случайно внучка Толстого опубликовала этот отрывок. Он говорит о постоянном поиске писателя, о том, что, кроме известных нам произведений, были и недописанные, и незавершенные. Что ж, в сутках только 24 часа, и приходилось выбирать главное…
К внешне спокойному времени между революциями, когда еще не забылись вихри 1905–1907 годов, но пока не обозначились новые ураганы, относится знакомство Алексея Толстого с Буниным.
Иван Алексеевич так рассказал о нем: