Алексей Толстой в «хождениях по мукам» четырех супружеств

«Алексей Николаевич много, часто и подолгу беседовал с Максом Волошиным, широкие литературные и исторические знания которого он очень ценил, – вспоминала Софья Дымшиц. – Он любил этого плотного, крепко сложенного человека, с чуть близорукими и ясными глазами, говорившего тихим и нежным голосом. Ему импонировала его исключительная, почти энциклопедическая образованность; из Волошина всегда можно было “извлечь” что-нибудь новое. Но вместе с тем Толстой был очень далек от того культа всего французского, от того некритического, коленопреклоненного отношения к новейшей французской поэзии, которые проповедовал Волошин».

М. А. Волошин

И очень важное замечание сделала мемуаристка об отношении Толстого к жизни за рубежом:

«Живя в Париже, вращаясь в среде Монмартра, среди французских эстетов, встречаясь с эстетствующими “русскими парижанами”, ужиная чуть ли не ежевечерне в артистических кабачках, Алексей Николаевич оставался здесь гостем, любопытствующим наблюдателем – и только. Сжиться с атмосферой западноевропейского декаданса этот настоящий русский человек и глубоко национальный писатель, разумеется, не мог».

Спокойно и мирно протекала жизнь в России. Писательский мир бурно среагировал на революцию 1905–1907 годов, а потом как-то отошел от этой темы. Не весь, конечно. Максим Горький, к примеру, не уставал писать свои произведения, проникнутые духом бунтарства. Алексей Толстой работал над произведениями жизненными, но в них практически не касался горячих тем.

Продолжалась дружба с Волошиным. Софья Дымшиц вспоминала:

«В 1909 году летом мы по приглашению Максимилиана Александровича Волошина поехали к нему в Коктебель, на восточный берег Крыма.

Волошин и его мать жили постоянно в Крыму. Иногда Максимилиан Александрович выезжал по литературным делам в Петербург или в Париж. В Коктебеле он владел двумя деревянными домами, стоявшими на берегу Черного моря. В двухэтажном доме, где находилась мастерская Волошина, в которой он писал свои многочисленные акварельные пейзажи, проживали хозяева. Здесь же находилась превосходная библиотека Волошина, и сюда, как в своего рода художественный клуб, приходили “дачники” Максимилиана Александровича, которые занимали второй, одноэтажный домик. Эти дачники были главным образом людьми искусства: писателями, артистами, художниками, музыкантами. Летом 1909 года кроме нас у Волошина гостила группа петербургских поэтов».

Великолепная природа Крыма не мола не подействовать на творчество Толстого.

«В Коктебеле, в даче с чудесным видом на море и на длинную цепь синих гор, Алексей Николаевич вернулся к стихам (здесь он работал над сборником стихов “За синими реками”), работал над фарсом “О еже”, писал “Дьявольский маскарад”; пользуясь библиотекой Волошина, начал впервые пробовать свои силы в историческом жанре, изучая эпоху Екатерины II и языковую культуру того времени. Совершенно неожиданно проявил он себя как карикатурист. В свободное время он увлекался сатирическими рисунками, изображая Волошина и его гостей в самых необыкновенных положениях, и вызывал своими дружескими шаржами веселый смех коктебельцев. Однажды поэты устроили творческое соревнование. Они заставили меня облачиться в синее платье, надеть на голову серебристую повязку и “позировать” им, полулежа на фоне моря и голубых гор. Пять поэтов “соревновались” в написании моего “поэтического портрета”. Лучшим из этих портретов оказалось стихотворение Алексея Николаевича, которое под названием “Портрет гр. С. И. Толстой” вошло в посвященную мне (посвящение гласило: “Посвящаю моей жене, с которой совместно эту книгу писали”) книгу стихов “За синими реками”, выпущенную в 1911 году издательством “Гриф”. Напечатали аналогичные стихи и Волошин и другие поэты…»

Словом, спокойно текла жизнь страны, спокойно протекала и семейная жизнь Алексея Толстого, и, казалось, она удалась.

В канун Первой мировой интеллигенция еще спорила, взывала, разглагольствовала, участвовала во всеобщей комедии, предваряющей трагедию войны.

Войну готовила мировая закулиса, готовила тщательно и настойчиво, насаждая с помощью литературы и искусства культ войны как единственно возможного выхода из кризиса во всех сферах жизни. Мировая закулиса планировала с помощью этой войны ликвидировать три оставшиеся империи – Российскую, Германскую и Австро-Венгерскую. Все они были приговорены, но не понимали этого, а оттого каждая из них жаждала победы над врагом, который еще вчера был пусть даже не искренним, пусть мнимым, но другом.

Достаточно вспомнить переписку императора Николая Второго с кайзером Вильгельмом в канун войны. Какие реверансы! Брат мой! Иначе друг друга и не называли. А кайзер уже точил нож, чтобы вонзить в спину своему «брату».

Толстой ярко показал, что общество было не готово к войне, хотя и взывало к потрясениям. А между этими призывами отдыхало, путешествовало по Европе.

О том, что большая часть общества не подозревала, какие ждут испытания, писатель показал в «Хождении по мукам» на примере Даши…

«– Дарья Дмитриевна!