Алексей Толстой в «хождениях по мукам» четырех супружеств

А ведь Толстой еще в годы написания романа уловил всю низость и продажность либерализма, той заразы, которая разрушала сознание людей, разрушала общество. И в результате даже на фоне общего патриотического подъема находились люди, точнее нелюди, много нелюдей, готовых сдать страну ради ложных идей, заманчивых внешне, конечно, заманчивых для особей без чести и совести, но пагубных по сути.

Поэтому нечего удивляться, что и перед Великой Отечественной войной оставалось еще немало предателей, готовых служить кому угодно, лишь бы им самим было хорошо, служить, не понимая, что им хорошо будет относительно – в будке, на цепи, в положении «служи, служи на задних лапках».

Чему же тут удивляться, что генерал армии Павлов ответил на вопрос судьи относительно его контактов с Мерецковым: «Поддерживая все время с Мерецковым постоянную связь, последний в неоднократных беседах со мной систематически высказывал свои пораженческие настроения, доказывал неизбежность поражения Красной Армии в предстоящей войне с немцами. С момента начала военных действий Германии на Западе Мерецков говорил, что сейчас немцам не до нас, но в случае нападения их на Советский Союз и победы германской армии хуже нам от этого не будет».

Судья спросил: «Такой разговор у вас с Мерецковым был?

Признал, но с оговоркой:

– Да, такой разговор у меня с ним был. Этот разговор происходил у меня с ним в январе месяце тысяча девятьсот сорокового года в Райволе.

– Кому это «нам хуже не будет»?

Павлов помялся. Что тут ответить:

– Я понял его, что мне и ему.

– Вы соглашались с ним? – спросил Ульрих.

– Я не возражал ему…»

Вот так, либералам времен войны с Японией казалось, что им хуже не будет в случае победы японцев, либералы Первой мировой пошли дальше и готовы были даже действовать против правительства России, духовный выкормыш либералов генерал Павлов игнорировал директиву от 18 июня 1941 года о приведении войск в полную боевую готовность, открыл 104 километра фронта и фактически сдал Белоруссию.

Алексей Толстой показал в романе, о чем рассуждали в газете те, кто должен бы настраивать читателей на защиту Отечества. А они гадали – принимать войну или не принимать.

Вот как в романе…

«– Предлагаю уважаемому собранию найти приемлемую точку зрения. Со своей стороны, смею высказать, быть может, парадоксальное мнение, что нам придется принять эту войну целиком, со всеми последствиями. Не забывайте, что война чрезвычайно популярна в обществе. В Москве ее объявили второй отечественной. – Он тонко улыбнулся и опустил глаза. – Государь был встречен в Москве почти горячо. Мобилизация среди простого населения проходит так, как этого ожидать не могли и не смели…»

Все это были разговоры прекраснейшие и благороднейшие, но каждому становилось ясно, что соглашения с правительством не миновать, и поэтому, когда из типографии принесли корректуру передовой статьи, начинавшейся словами: «Перед лицом германского нашествия мы должны сомкнуть единый фронт», не все были довольны.

Религиозный мыслитель русского зарубежья Георгий Петрович Федотов писал, что интеллигенция – это специфическая группа, «объединяемая идейностью своих задач и беспочвенностью своих идей» – это «псевдоним для некоего типа личности… людей определенного склада мысли и определенных политических взглядов».

Недаром Константин Петрович Победоносцев в свое время писал Вячеславу Константиновичу Плеве: «Ради Бога, исключите слова “русская интеллигенция”. Ведь такого слова “интеллигенция” по-русски нет. Бог знает, кто его выдумал, и Бог знает, что оно означает…»

Министр внутренних дел В. К. Плеве пришел к выводу о нетождественности интеллигенции с понятием «образованная часть населения», о том, что это «прослойка между народом и дворянством, лишенная присущего народу хорошего вкуса». Он писал: «Та часть нашей общественности, в общежитии именуемая русской интеллигенцией, имеет одну, преимущественно ей присущую особенность: она принципиально и притом восторженно воспринимает всякую идею, всякий факт, даже слух, направленные к дискредитированию государственной, а также духовно-православной власти, ко всему же остальному в жизни страны она индифферентна».

Сам же Толстой принял войну и стал военным корреспондентом.

В «Хождении по мукам» есть великолепно прописанный эпизод, показывающий совсем других героев.

На заявление Рощина – я думаю, все помнят этого героя:

«– Родины у нас с вами больше нет… есть место, где была наша родина… великая Россия перестала существовать с той минуты, когда народ бросил оружие… Русского народа нет, есть жители, да такие вот дураки…»

Иван Ильич ответил Даше, уже ночью ответил…

Он «сидел на постланном диване и читал огромную книгу, держа ее обеими руками на коленях.

<…>

– Я нашел… ты послушай… – Он перевернул страницу книги и вполголоса стал читать: