Алексей Толстой в «хождениях по мукам» четырех супружеств

Даша в романе декламирует две первые строки второго четверостишия.

Первое время после знакомства Толстой вынужден был ограничиваться лишь взглядами, на какие-то отношения пойти было сложно, ведь рядом Софья. Не назначишь же при ней свидание. Единственно, на что он решился, так подарить свою книгу «За синими реками», подписав ее четверостишием:

Не робость, нет, но произнесть
Иное не покорны губы,
Когда такая нежность есть,
Что слово – только символ грубый.

Вручая книгу, признался:

– Я вас побаиваюсь. Чувствую себя пошляком в вашем присутствии.

Она улыбнулась и ответила…

Не приносите женщине проблем.
Зачем ей Ваши? – у нее свои.
Проблем и так хватает вся и всем…
Вы принесите женщине Любви.

Но на том первый диалог и окончился, ведь рядом, в нескольких шагах, стояла у своего мольберта Софья.

К тому, что Алексей подарил Наталье книгу, она отнеслась равнодушно. Писатели часто дарят свои книги, дарят и подругам своих жен. Софья слишком была увлечена творчеством, чтобы обращать внимание на то, что Алексей порой слишком уж заглядывался на молодых красивых барышень. Возможно, уже тогда и у нее наступил кризис чувств. Жизнь шла размеренно, размеренными и спокойными были отношения.

Знакомство Алексея с Натальей видимого извне продолжения не получало. Это был странный роман взглядов и жестов.

Алексей запомнил фразу: «Вы принесите женщине Любви».

Ему хотелось услышать из ее уст и другие стихотворения. Нет, не прочесть в сборнике – в сборнике прочесть просто. Именно услышать. И он в очередное свое посещение студии деликатно попросил прочитать что-то на выбор. Софья снова отнеслась к этому равнодушно.

И Наталья прочитала милым, приятным голосом, проникающим в душу и вызывающим бурю эмоций…

Рожденная на стыке двух веков,
Крещенная в предгрозовой купели,
Лечу стрелою, пущенною к цели
Над заревом пожаров и костров.

За мною мир в развалинах суров.

За мной кружат, вздымая прах, метели,
И новый век встает из колыбели,
Из пепелища истин и основ.

Еще не убран в ризы, не украшен,

Младенчески-невинен и жесток,
И дик, и наг, и наготою страшен,
Он расправляет крылья на восток.

Лечу за ним, лечу, как семя бури,

Плодотворить грядущего лазури.

Да, страшный новый век уже шагал по земле, его роковые повороты уже успели сотрясти Россию в нулевые годы, но они приближались с новой силой, они уже были у порога, но думать о них, стоя рядом с милой барышней, не хотелось, и Толстой очень тихо, чтобы не слышала Софья, попросил:

– А о любви?

– Извольте…

Н. В. Крандиевская

Наталья прочитала…

Как высказать себя в любви?
Не доверяй зовущим взглядам.
Знакомым сердце не зови,
С тобою бьющееся рядом.

Среди людей, в мельканье дней,

Спроси себя, кого ты знаешь?
Ах, в мертвый хоровод теней
Живые руки ты вплетаешь!

И кто мне скажет, что ищу

У милых глаз в лазури темной?
Овеяна их тишью дремной,
О чем томительно грущу?

Хочу ли тайной жизни реку

В колодцы светлые замкнуть?
О, если б ведать трудный путь
От человека к человеку!

– Трудный путь от человека к человеку, – повторил Алексей и совсем тихо прибавил: – Мечтаю пройти его, этот путь к любимому человеку.

Но пройти этот путь быстро не удалось. Вскоре позвало близившееся лето на юг, на море. Алексей с Софьей отправились сначала в Анапу – на Северный Кавказ купальный сезон приходит раньше, – а затем перебрались в Крым, в Коктебель, в гости к Волошину.

Наталья Крандиевская описала последний вечер перед отъездом Толстого:

«Была… встреча, последняя перед летним разъездом. Толстой уезжал в Коктебель, я в Петербург, к мужу (в Венецию никто не собирался).

Мы встретились в “обормотнике” (коммунальная квартира, где жили мать и сын Волошины в окружении артистической богемы. – Коммент. к мемуарам), на вечере у Макса Волошина, где хозяин читал превосходные стихи, но в таком количестве, что, расходясь, гости ахали, взглянув на часы.