Альфа и Омега

Возвышение окружала плотная толпа людей, сбившаяся в единое целое. Она также раскачивалась и гудела. От огромной луны отделялись мертвенно – зеленые сполохи и плыли к полю. Троскин дирижировал все энергичнее, гудение все усиливалось и, наконец, превратилось в рев приближающегося урагана. Ураган этот покрыл все окружающее пространство и достиг такой силы, что у нас заложило в ушах. Вид толпы был ужасен. Каждый стоявший в ней разинул рот, выпучил глаза, напрягся от усердия и ревел всем своим существом. Истошный визг и рокочущие басы, козлиное блекотанье и свиное хрюканье смешались в отвратительную какофонию. Было видно, что из людей выходит на свободу их животная суть. В наивысший момент в небе развернулись две огромные белые кулисы. На одной из них было написано черною краской слово ПРЕЛЕСТЬ, на другой слово СТРАСТЬ. Они некоторое время повисели в воздухе, как бы давая каждому возможность прочитать надписи, а затем стали опадать на толпу и сцену. Когда же они покрыли головы присутствовавших, то превратились во влажный туман и оросили всех брызгами. Толпа неистовствовала. Попало несколько капель и на меня. Я был настолько зачарован происходящим, что не сразу сообразил прочитать молитву, а стоял, как загипнотизированный. От этого капли стали действовать. Я почувствовал, как меня охватывают плотские желания и увидел с краю толпы обнаженную женщину необыкновенной красоты, которая, смеясь, манила меня пальцем и делала срамные движения нежным телом. Сильнейшее влечение пронзило меня, и я понял, что ничего не смогу против него поделать. Словно магнитом притянуло меня к этой женщине, я слился с ней и стал сгорать в огне животного чувства, слыша только могучий рев толпы: «Страсть, страсть, страсть». Вокруг творилось безобразное блудодеяние, полное содомской вседозволенности, но это только окрыляло меня. Вид обезумевших от страсти лиц и сочленявшихся всевозможным образом тел придавал мне ранее неизведанное наслаждение. Я весь превратился в блуд и пребывал в восторге. Мне казалось, что я растворяюсь в наслаждении и одновременно владею миром. Потом я стал возвращаться в себя и увидел, что женщина обнимает и целует мне ноги, восклицая: «Самый красивый, самый сильный, самый умный», – и будто весь мир вторил ее словам. Я почувствовал себя таковым. Гордость распирала мою грудь, и я не слышал, как толпа ревела: «Прелесть, прелесть, прелесть». Вокруг меня творилось подобное. Мужчины гордо выпячивали груди, тыкали в себя пальцами и задирали носы в припадке мании величия. Женщины оттопыривали зады, демонстрируя их привлекательность, подбрасывали груди и призывно манили к себе кокетливыми взглядами. Они прельщали друг друга самым непотребным образом, и это было далеко от поведения разумных людей. Однако мне это доставляло неизъяснимую сладость, и я корчился вместе с ними, даже не заметив, что потерял крест и трехсвечник. Но все-таки мысль о том, что я пришел сюда не один, мелькнула в затуманенном моем мозгу. Я стал искать глазами своих товарищей и увидел их рядом. Отец Роман стоял, закрыв глаза, сцепив руки на груди, истово молясь. Лицо его было искажено страхом. Мальчик же Иннокентий, напротив, смотрел на происходящее с интересом, и оно, казалось, не ранило его детскую душу. Он обернулся ко мне, увидел мое растрепанное и полоумное состояние и протянул мне свою свечу. Движение его было неловким, свеча слегка обожгла мне руку, и я тут же встрепенулся.

«Господи что это? – подумал я. – Где мой крест? Где мой трехсвечник? Что со мной было?». Крест и трехсвечник я обнаружил у своих ног и быстро подхватил их. Рядом я поднял и кадило отца Романа, которое тоже выпало из его рук.

Я осенил себя крестным знамением и спросил у священника, пересиливая какофонию звуков, видел ли он что?

Тот кивнул утвердительно, собрался с силами и стал раздувать кадило, которое, как потом оказалось, погасло еще на подходе к толпе. Когда вокруг нас распространились запахи ладана, вой стал стихать. Когда же ладан стал куриться во всю силу, то наступила кромешная тишина, нарушаемая лишь позвякиванием цепочки и тихой молитвой отца Романа.

Я увидел, что мы находимся в окружении насупленных людей, которые молча сужали круг. Я с детства привык видеть нечистую силу в виде неясных и безобразных существ, отдаленно напоминавших лохматых чертей. Эти же были обычными людьми, ничем не напоминавшими тех, кого я привык считать нечистой силой. Необычное в них лишь было то, что минуту назад я видел их участниками безобразной оргии, а сейчас они явно нас ненавидели. Намерения их были очевидны. Они готовились нас растерзать.

Мне стало жутко, руки мои сжали крест с силой парализованного ужасом человека.