Наступила весна 1896 года, приближался день отлета инженера Андре к Северному полюсу. Изготовленный во Франции воздушный шар из китайского шелка был выставлен на Марсовом поле в Париже. Альфред, успевший к тому времени поправиться, приехал на несколько дней в Париж. Андре предполагал взять с собой на борт фотоаппарат. От такой перспективы у всех, кто восхищался фотографиями Стокгольма, сделанными Андре с воздушного шара Svea, просто голова пошла кругом. Неужели они увидят, как выглядит Северный полюс сверху?82
У Альфреда Нобеля появилась новая идея. Он начал размышлять над тем, каким образом можно послать в воздух фотоаппарат с дистанционным управлением и сделать снимки с воздуха. Например, при помощи ракеты.Так родился один из последних исследовательских проектов Альфреда Нобеля. Такие снимки с воздуха пригодились бы в топографии, рассуждал он. Прервав опыты Вильхельма Унге с «летающими снарядами», которые стоили куда больше, чем давали отдачи, он привлек своего старого парижского друга Жоржа Ференбаха к работе над новой идеей. Альфред хотел, чтобы тот запустил в воздух фотоаппарат при помощи ракеты или небольшого воздушного шара. Фотоаппарат предполагалось снабдить парашютом, так чтобы он на большой высоте мог отсоединиться от ракеты, сделать пару снимков и затем медленно опуститься на землю83
.7 июня 1896 года из Гётеборга, торжественно украшенного по этому поводу флагами, отправился корабль Virgo с участниками воздушной экспедиции Андре на борту. Пятьдесят тысяч человек столпились на площади, многие забрались в самые немыслимые места, чтобы хоть краем глаза увидеть героев и с криками «ура!» помахать им на прощание. Инженер Андре постоянно держал в курсе событий проекта своего главного спонсора Альфреда Нобеля. Теперь он с большим уважением поблагодарил за щедрую финансовую поддержку и искренне надеялся, что «Вы, возможно, испытаете удовольствие увидеть завершение того труда, основу которого Вы заложили».
Альфред Нобель ответил телеграммой, которую наказал вручить трем участникам экспедиции при прибытии в Тромсё: «Мой самый сердечный привет и пожелание удачи почетному и величественному триумвирату на службе знания»84
.Предполагалось сократить утомительные для Альфреда поездки, однако усидеть на месте долгое время он не мог. В июне снова отправился в Швецию. Ему удалось пробыть в Бофорсе целый месяц, но в середине июля темпы снова возросли – Берлин, Лондон и Париж всего за несколько недель. Все вернулось на круги своя.
Перед отъездом из Швеции Альфред ненадолго заехал к своему брату Роберту в Йето в окрестностях Норчёпинга. Визит получился исключительно кратким, сочла младшая дочь Роберта Тира. Для 23-летней девушки повседневная жизнь в Йето могла показаться мучительно скучной и бедной событиями, так что каждый визит вносил оживление. Когда Альфред поспешил дальше, она написала письмо, искренне благодаря дядюшку за «приметы всегдашней доброты, которые дядюшка проявил ко мне». Примета, о которой шла речь, представляла собой выплаты дважды в год, сильно украшавшие жизнь Тиры, ее сестры и братьев. «Конечно же Йето – удивительный уголок земли, однако не стану скрывать, что в мыслях посылаю дядюшке вздох благодарности и удовольствия, потому что благодаря дядюшке и современным средствам коммуникации мне выпадает счастье иногда сменить его на более обжитые места».
В начале августа Роберту должно было исполниться 67, и он недавно вернулся из небольшой поездки в Кальмар «поздоровевшим». Эмануэль только что порадовал его «исключительно статным» русским жеребцом. Тира докладывала, что Роберт пребывает в необычно прекрасном расположении духа. «Он вполне здоров и, хотя сам он постоянно утверждает обратное, никто ему на самом деле не верит».
Две недели спустя в Париже Альфреда застигла врасплох телеграмма от жены Роберта Паулины. «Роберт скончался сегодня ночью быстро и неожиданно, без мучений»85
.Альфред поспешил обратно в Швецию на похороны. С дороги он телеграфировал Яльмару. По мнению Альфреда, следовало сделать Роберту вскрытие и перерезать сонную артерию, ибо «в нашей семье по физиологическим причинам есть склонность к летаргической смерти». Рагнару Сульману он сообщил о печальных причинах своего отъезда. «Я несравнимо слабее здоровьем, чем мои братья, и все еще здесь, хотя и из последних сил, в то время как другие почивают уже в объятиях Вечности»86
.