– Первый Орбелиани, говорите? Он пришел сюда из Китая три тысячи лет тому назад и приходился сыном самому императору. У некоторых потомков Орбелиани до сих пор раскосые глаза…
Я смущенно огляделся. Род Ширваншир с его несколькими поколениями на этом фоне, несомненно, проигрывал. Но Нино поддержала меня:
– Не обращай внимания, Али-хан. Конечно же, родословная моих двоюродных братьев очень древняя и благородная, но где находились их предки, когда ваши завоевали Тифлис?
Я лишь благодарно промолчал в ответ. Даже сейчас, посреди своей родни, Нино вела себя как жена Ширваншира. Я почувствовал гордость за нее.
– Это вино – чистое, ибо в нем присутствует дух Бога. Хмель – от дьявола. Но не все об этом знают. Пей, Али-хан! – шептала мне, наклонившись к самому уху, какая-то пожилая женщина.
Красное кахетинское вино напоминало огненную жидкость. Я не решался, но в конце концов поднял свой бокал в честь семьи Орбелиани.
Когда мы вернулись в город, солнце все еще светило. Я хотел сразу же отправиться в гостиницу, но один из двоюродных братьев Нино, а может, это был и дядя, удержал меня:
– Вчера вечером ты был у Орбелиани, сегодня же ты мой гость. Мы позавтракаем в Пургвино, а на обед приедут друзья.
Я оказался в плену у грузинского великодушия. Так продолжалось всю неделю. Алазанское или кахетинское вино, жареная баранина и сыр мотал – меню все повторялось и повторялось. Двоюродные братья сменяли караул как солдаты фронта грузинского гостеприимства. Не менялись лишь я и Нино. Я восхищался выносливостью Нино. В конце недели она оставалась свежей, как весенняя роса, не переставая смеяться и болтать с многочисленными кузенами и тетушками. Лишь по едва различимым хрипам в голосе можно было догадаться, что она целыми днями танцевала, пила вино и лишь изредка спала.
Наутро восьмого дня нашего пребывания в Тифлисе в мою комнату постучались двоюродные братья Сандро, Додико, Вамеш и Сосо. Я, как трусливый заяц, юркнул под одеяло.
– Али-хан, сегодня тебя приглашает Дшакелис, и мы собираемся поехать к ним в имение в Каджори, – безжалостно вынесли они приговор.
– Я сегодня никуда не поеду, – мрачно ответил я. – Сегодня для меня, бедного мученика, откроются врата рая, и архангел Михаил своим огненным мечом проложит мне туда путь, ибо я погиб как праведник.
Братья обменялись недоуменными взглядами и разразились громким и безжалостным хохотом.
– Сера, – односложно отозвались они.
– Сера? – переспросил я. – Так вы про ад. Я же собираюсь в рай.
– Нет, – ответили братья. – Мы про серу.
Я попытался приподняться в постели. Голова отяжелела, конечности болтались, словно совсем не принадлежали моему телу. Я взглянул на свое отражение в зеркале и ужаснулся бледному зеленовато-желтому цвету лица с потухшими глазами.
– Ну да, – произнес я, – все дело в огненной жидкости. – Мне вспомнилось кахетинское вино. Поделом мне. Мусульманину не пристало пить.
Я, по-старчески постанывая, выполз из постели. Братья не думали уходить. Как же похожи они были с Нино: те же глаза, те же стройные гибкие тела с гордой осанкой. Грузины мне напоминают благородных оленей, скитающихся в лесах, населенных азиатами. Никакому другому восточному народу не присущи такое обаяние и такие изящные движения, потрясающая жажда жизни и здорового времяпровождения.
– Мы сообщим Нино, – сказал Вамеш, – что будем в Каджори где-то через четыре часа. К тому времени ты поправишься.
Он вышел, и я уловил обрывок телефонного разговора:
– Али-хан вдруг неважно себя почувствовал. Мы отвезем его на серные источники. Сообщите княжне Нино, чтобы отправлялась с семьей в Каджори. Мы их скоро догоним. Да нет, ничего серьезного. Так, легкое недомогание.
Я нехотя оделся. Голова кружилась. Как же сильно отличались грузинские застолья от спокойных и величественных приемов в доме моего дяди в Тегеране. Там мы пили крепкий чай и говорили на философские и поэтические темы. Здесь же грузины пили вино, танцевали, смеялись и пели, как гибкие и твердые стальные пружины. Это ли были врата в Европу? Конечно же нет. Они были частью нас, сильно отличаясь в то же время от нас. Да, врата, но куда они вели? Возможно, к последней стадии мудрости, граничащей с небрежной игривостью. У меня не было на это ответа.
Я так устал, что с большим трудом спускался по лестнице. Мы сели в фаэтон.
– На источники! – выкрикнул Сандро.
Фаэтонщик ударил хлыстом лошадь. Мы подъехали к большому зданию с куполом, которое находилось в квартале под названием Мейдан. В дверях стоял полуголый костлявый мужчина. Он больше походил на скелет, нежели на живого человека. Скелет уставился куда-то мимо нас.
–
–
Большой теплый коридор был уставлен скамейками с сидящими на них голыми телами. Мы разделись и прошли по коридору во вторую комнату. На полу были квадратные отверстия, заполненные горячей серной водой, источающей горячий пар. Я, словно пребывая во сне, слышал голос Сандро: