Али и Нино

Мирза Асадулла любил деньги, мудрость и покой. Его брат Али был подобен негасимому огню Заратустры. Он всегда находился в движении, любил войну, приключения и опасность. Молва приписывала ему участие в драках, нападениях и в кровавых историях. Сидевший рядом с ним угрюмый Буният-заде приключений не любил. Он любил женщин и единственный из нас имел четырех жен, которые никогда не ладили между собой. Такое положение очень смущало его, но справиться с собой он не мог. На вопрос о том, сколько у него детей, Буниятзаде грустно отвечал: «Пятнадцать или восемнадцать, откуда мне бедному знать?» И даже на вопросы о состоянии он отвечал в том же духе. Из другого конца зала на него с завистью и укором смотрел Юсуф-оглы. У него была всего одна жена, да и то, по слухам, некрасивая. В день свадьбы она пригрозила ему: «Если ты вздумаешь гулять с другими женщинами, я отрежу им уши, нос и груди. А что с тобой будет – страшно даже представить». Угроза эта была совсем не пустой, учитывая воинственный нрав ее родни. Поэтому бедняга довольствовался собиранием картин.

В половине восьмого в зал вошел маленький и очень худощавый мужчина. Ногти его тонких рук были выкрашены хной. Мы все поднялись и поклонились ему в знак сочувствия. Несколько лет тому назад умер его сын Исмаил. Отец построил на Николаевской улице красивое здание. На фасаде большими золочеными буквами было написано «Исмаил», а само здание было отдано исламской благотворительной организации. Его звали Ага Муса Наги. Он оказался в нашем обществе только благодаря своему состоянию в двести миллионов рублей. Он не был мусульманином, а принадлежал к отступнической секте, основанной Бабом, которого шах Насреддин приказал казнить. Лишь некоторые из нас были знакомы с учениями Баба. Но все хорошо знали, что Насреддин приказывал забивать под ногти бабистов раскаленные иглы, сжигать их заживо и забивать до смерти плетьми. Какими же пагубными должны были быть учения бабистов, заслуживших такие наказания.

К восьми часам собрались все гости. Нефтяные магнаты пили чай, лакомились сладостями и рассказывали друг другу о процветании своих промыслов, о домах, лошадях, садах и проигрышах, оставленных на зеленом сукне казино. Так они проговорили до девяти часов, как полагается этикету. Затем слуги убрали чай и закрыли за собой двери.

– Мирза Асадулла, сын Шамси Асадуллы, хочет поделиться с вами своими мыслями о народе. Давайте выслушаем его, – произнес отец.

Мирза Асадулла поднял красивое задумчивое лицо:

– В случае победы великого князя на карте не останется ни одной мусульманской страны. Царская рука окажется тяжелой. Он не тронет нас, собравшихся сегодня вечером здесь, ибо у нас есть деньги. Он закроет мечети и школы и запретит нам говорить на своем языке. Нашу землю наводнят чужеземцы, потому что некому будет защитить мусульман. Победа же Энвера пойдет нам на пользу, даже если он до сих пор терпит большей частью поражения. Но можем ли мы помочь ему в этом? Нет, не можем. Да, у нас есть деньги, но у царя их больше. Что же нам предпринять? Может, нам собрать денег и снарядить людей для царя. Если мы снарядим для него батальон, гнет царский окажется не столь тяжелым после войны. Что скажете?

Поднялся его брат Али:

– Кто знает, может, после войны и не будет никакого царя.

– Даже если и не будет, нашу страну все равно наводнят русские.

– Так можно сократить их число, брат мой.

– Не станем же мы убивать их, Али.

– Мы уничтожим их всех, Мирза.

Воцарилось молчание. Затем тихим и уставшим голосом заговорил Зейнал-ага:

– Никто не знает, что написано в книге судеб. Победы великого князя нельзя считать победами, даже если будет захвачен Стамбул. Ключ нашей судьбы не в Стамбуле находится, а на Западе. Пусть их называют там немцами, все равно победа будет за турками. Русские заняли Трабзон, турки – Варшаву… Русские? А остались ли вообще русские?.. Я слышал, что царем верховодит какой-то мужик – Распутин. Если не ошибаюсь, он ублажает царских дочерей и называет царицу мамой. И есть князья, которые хотят свергнуть царя, и люди, ждущие наступления мира, чтобы развернуть революцию. После войны все изменится.

– Да, – произнес толстый мужчина с блестящими глазами и длинными усами. – Все на самом деле изменится после войны.

Это был Фатали-хан Хойский, юрист по профессии. Он всегда стоял на страже прав народа.

– Да, – пылко добавил он. – И поскольку все изменится, мы не должны никого просить об одолжении. Кто бы ни выиграл, он окажется ослабленным и замученным. И тогда мы, сильные и невредимые, сможем не просить, а требовать. Мы исламская, шиитская страна и будем требовать от Романовых тех же условий, что и от османского двора. Независимости во всех вопросах! И чем больше ослабнут после войны великие державы, тем ближе мы будем находиться к свободе. Эта свобода будет результатом нашей нерастраченной мощи, наших денег и нашей нефти. Ибо помните: не мы зависим от мира, а мир от нас.