– Ты права, Нино, я люблю нашу родину, наш город: каждый камешек, каждую песчинку его степей. Я знаю, что такая любовь может показаться странной. Для чужестранцев наш город – всего лишь знойная, пыльная и пропитанная запахом нефти дыра.
– На то они и чужестранцы.
Она обняла меня за плечи и коснулась губами щеки:
– Но мы же не иностранцы. Ты всегда меня будешь любить, Али-хан?
– Всегда, Нино.
Вагончик фуникулера вновь спустился в город. Мы еще раз прошлись по Головнинской, хотя на этот раз в обнимку. Слева раскинулся парк, обнесенный красивой стальной оградой. У ворот его, на страже парка, стояли два солдата: неподвижные, как памятники, казалось, что они даже не дышат. Над воротами во всем своем золоченом великолепии висел императорский двуглавый орел. Здесь находилась резиденция великого князя Николая Николаевича, царского наместника на Кавказе.
Нино вдруг остановилась.
– Посмотри, – произнесла она, указывая в сторону парка.
По аллее, обсаженной соснами, медленно шел высокий седой мужчина. Мужчина повернулся, и по холодному и безумному взгляду его больших глаз я узнал в нем великого князя. У него было вытянутое лицо со сжатыми губами. В тени сосновых деревьев князь походил на большое благородное дикое животное.
– Интересно, о чем он думает, Али-хан?
– О царской короне, Нино.
– Она бы очень подошла его седине. Что он собирается делать?
– Судя по разговорам, свергнуть царя.
– Идем, Али-хан, я боюсь.
Мы пошли прочь от красивых плетеных решеток.
– Ты не должен плохо отзываться о царе и великом князе. Они защищают нас от турков, – сказала Нино.
– Они лишь часть молота и наковальни, между которыми находится твоя страна.
– Моя страна? А твоя?
– Мы в другом положении. Мы лежим на наковальне, а нависший над ней молот – в руках великого князя. Вот почему мы ненавидим его.
– И все надеетесь на Энвер-пашу. Как же это глупо. Энвер никогда не дойдет до нашего города. Великий князь ему не позволит этого сделать.
– Аллах велик, и только Ему это известно, – спокойно ответил я.
Глава 16
Армия великого князя стояла в Трабзоне. Захватив Эрзерум, она перевалила через Курдистанские горы и подступила к Багдаду. Армия уже побывала в Тегеране, Тебризе и даже в святом городе Мешед. Зловещая тень Николая Николаевича угрожала Турции и Ирану. Как-то во время встречи с грузинской аристократией он заявил:
– Следуя царским указам, я не остановлюсь, пока на куполе собора Айя-София вновь не засияет византийский крест.
Страны полумесяца оказались в бедственном положении. Лишь обитатели темных переулков – гочу и амбалы – продолжали верить в мощь османской армии и победоносный меч Энвер-паши. Иран пал, скоро падет и Турция. Отец стал молчаливым и чаще выходил из дому. Иногда, склонившись над официальными посланиями и картами, он шептал названия оставленных городов, затем часами неподвижно сидел на одном месте, перебирая четки. Я ходил по ювелирным, цветочным и книжным лавкам в поисках подарков для Нино. При виде ее мысли о войне, великом князе и нависшей над полумесяцем угрозе оставляли меня.
– Будь вечером дома, Али-хан, – однажды попросил меня отец. – К нам придут гости, чтобы обсудить кое-какие важные вопросы.
При этом отец смущенно отвернулся. Поняв причину смущения, я попытался подшутить над ним:
– Не ты ли, отец, заклинал меня никогда не ввязываться в политику?
– Забота о народе не имеет ничего общего с политикой. Наступило время, Али-хан, когда мы просто обязаны позаботиться о народе.
В этот вечер мы с Нино договорились сходить в оперу. В городе гастролировал Шаляпин, и Нино уже несколько дней находилась в радостном ожидании. Я позвонил Ильяс-беку:
– Ильяс, я занят сегодня вечером. Ты мог бы сходить с Нино в оперу? Билеты уже есть.
– О чем ты говоришь. Я сам себе не принадлежу. И потом, сегодня вечером у меня ночное дежурство с Мухаммедом Гейдаром.
Я позвонил Сеиду Мустафе.
– Сожалею, но я действительно не смогу. У меня на сегодня назначена встреча со знаменитым муллой Гаджи Максудом. Он приехал из Тегерана всего на несколько дней.
И тогда я позвонил Нахараряну. Тот немного смутился:
– А почему вы не идете, Али-хан?
– У нас будут гости.
– Чтобы обсудить, как уничтожить всех армян? Мне не следует ходить по театрам в такое время, когда народ истекает кровью. Но что ни сделаешь ради друга и великого Шаляпина…
Наконец-то. Друзья познаются в беде. Я поговорил с Нино и остался дома.
Гости прибыли в семь часов именно в том составе, в котором я и ожидал их увидеть. В большом зале, рассевшись на красные ковры и мягкие диваны, собрались мужи, чье состояние оценивалось в миллиард рублей. Их было не так уж и много, и я со всеми был давно знаком. Первым прибыл отец Ильяс-бека – Зейнал-ага, сутулый старик с мутными глазами. Он опустился на диван, положил рядом трость и стал задумчиво жевать турецкую халву. Затем пришли братья Асадулла: Али и Мирза. Их отец, покойный Шамси, оставил им в наследство двенадцать миллионов рублей. Сыновья унаследовали прозорливость отца и научились грамоте.